– Мне завтра к девяти утра нужно написать эссе, а сегодня с шести вечера я дежурю в больнице. Пожалуйста, отвези меня домой, Шаса.
– Да или нет? – настаивал он.
– Возможно, – ответила она, – но лишь после того, как я замечу серьезные перемены в твоем общественном сознании, и определенно не раньше, чем я получу диплом.
– Еще два года!
– Полтора, – поправила она. – Но и это не обещание, а только большое «возможно».
– Не знаю, смогу ли я ждать так долго.
– Тогда прощай, Шаса Кортни.
Но побить четырехмесячный рекорд так и не удалось, потому что три дня спустя Шасе позвонили. Он как раз совещался с матерью и новым виноделом, которого Сантэн привезла в Вельтевреден из Франции. Обсуждали рисунок этикеток для последнего разлива «совиньон», когда в кабинет вошел секретарь Сантэн.
– Вам звонят, мастер Шаса.
– Я не могу подойти. Запишите сообщение и скажите, что я перезвоню.
Шаса даже не оторвался от рисунков этикеток на столе Сантэн.
– Это мисс Тара, и она говорит, что дело срочное.
Шаса вопросительно взглянул на Сантэн. Одно из ее строгих правил гласило: дело прежде всего, и его нельзя смешивать с общественными связями, спортом и личной жизнью. Но на этот раз она кивнула.
– Я на минуту.
Он вышел и через несколько секунд вернулся.
– Что случилось?
Сантэн встала, увидев его лицо.
– Тара, – сказал он. – Это Тара.
– С ней все в порядке?
– Она в тюрьме.
* * *
В декабре 1838 года на притоке реки Буффало король зулусов Дингаан выслал отряды своих воинов, вооруженных ассегаями и щитами из сыромятной кожи, против выставленных кругом фургонов воортреккеров, предков народа африкандеров.
Колеса фургонов были связаны цепями, а пространство между фургонами заложено колючими ветвями. Воортреккеры с длинными, заряжающимися со ствола ружьями стояли за баррикадой. Все это были ветераны десятков таких стычек, храбрецы и лучшие в мире стрелки.
Они убили множество зулусов, запрудили реку от берега до берега мертвыми телами и сделали ее воду алой, так что впоследствии ее называли Кровавой рекой.
В этот день рухнуло могущество зулусской империи, и предводители воортреккеров, стоя на поле битвы с обнаженными головами, дали Богу обет ежегодно с набожным рвением и благодарностью праздновать эту победу.
После Рождества Христова этот день стал самым священным в календаре африкандерских кальвинистов. В этот день они отмечали достижения своего народа, вспоминали его страдания и воздавали почести своим героям и предкам.
Поэтому для африкандеров сотая годовщина битвы приобрела особое значение, и на длительном праздновании глава Националистической партии провозгласил: