Однажды, сидя в ресторане с Керзоном и двумя Девицами, Вадим испытал сильнейший приступ дежа вю. Все это уже было, и не один раз. Гомон подвыпивших посетителей, сигаретный дым, слоями плавающий в душном воздухе. Цыплята табака, распластанные на тарелках, бутылка шампанского и непременная ваза с виноградом — иллюстрация из «Книги о вкусной и здоровой пище». Две девицы, одинаково длинноногие, в коротеньких юбочках, визгливо хохотали и хлопали густо накрашенными ресницами.
Все это было, было, было! Он ходит по кругу, как слепая лошадь.
Вадим встал, извинился в самых изысканных выражениях и пообещал через минуту вернуться. Вышел из ресторана, сел в машину и уехал.
Он мчался по ночной Москве и не чувствовал никакой радости от легкого хода машины, от скорости, от своей молодости, популярности и комфорта столь ладно устроенной жизни.
Он ворвался в квартиру, будто за ним гнались. Направился прямиком к бару, который обустроил по самой последней европейской моде. За стеклянной дверцей вдоль зеркальной стенки стояли подсвеченные ряды разнокалиберных бутылок с яркими этикетками. Сам Вадим к спиртному не прикасался, держал для знакомых, иной раз наливал рюмочку чего-нибудь экзотического для очередной девицы. Сейчас он выбрал емкость побольше и налил, не глядя. Выпил залпом. Прислушался… Да, он поступил правильно. Сразу стало хорошо. Он вырвался из порочного круга. Он снова был самим собой и хозяином жизни.
Вадим повторил прием чудодейственного лекарства и с блаженной улыбкой упал в кресло.
Проснулся он утром в том же кресле, с невероятной головной болью и поганым привкусом во рту. Но это его не смутило, он принял небольшую дозу того же лекарства и в отличном настроении отправился на репетицию.
Вечером он снова напился в одиночестве. Ему не нужна была компания. Пошлые тосты, шутки, пустая болтовня. Его не интересовал процесс, важен был результат: как можно быстрее достичь блаженного состояния, в котором он мог управлять своим прошлым, помнить только то, что ему нравилось, и забывать все остальное.
Изменения происходили столь медленно, что довольно долго ни он сам, ни окружающие ничего не замечали. Но глаза потухли, отекли подглазья, на щеках выступила сеточка сосудов, от носа к губам пролегли брезгливые складки. Вадим стал раздражительным и капризным. А также высокомерным и ленивым. Хорошенькое сочетание. Он раз и навсегда объявил, что репетиции нужны только бездарностям, а он, с его голосом, его музыкальной памятью, вполне может петь с листа. Между тем голос его не то чтобы слабел, даже самые отчаянные и злобные завистники не могли сказать, что диапазон уменьшился, но, когда-то живой, теплый, волнующий, этот голос стал плоским, жестким, сухим, словно присыпанным пылью…