Что винить немца? Разве можно винить кобеля, который покрывает суку во время течки? Это инстинкт, с которым невозможно бороться. А она и есть самая настоящая сука. Она не могла не понимать, к чему всё шло. Соглашаясь на совместный ужин в её доме, разве не догадывалась она, к чему это приведёт, чего он добивается!..
Но она глушила в себе подобные мысли, не прислушивалась к ним. Потому что, может быть, в самом деле хотела , чтобы всё произошло?..
– Нет, нет! – неслышно выкрикнула Вера.
– Да, да! – передразнил кто-то, сидящий глубоко внутри неё.
– Это неправда! Никогда!
– Не лукавь хотя бы сама с собой, ты этого хотела. Поэтому и подыскивала всякие доводы, убеждала себя, что он необычный, хороший немец. Но разве может быть хорошим рыскающий в поисках добычи голодный волк? Он хищник, жестокий, лишённый всяких прочих эмоций хищник…
И как теперь жить со всем этим? Как быть?!
Лучше бы её угнали в Германию, как всех остальных… Как теперь смотреть в лицо Мише, Наташе, когда они вернутся?..
Как вообще выйти на улицу, показаться на свет? Ведь все моментально поймут, что она сделала…
Предала своих близких, свою страну, всех. В то время, как Миша находится или в плену, пытаясь выжить, или борется с фашистами, она жрёт дорогую копчёную колбасу, пьёт немецкое вино, танцует с врагом фокстрот…
Похотливая сука, фашистская подстилка…
Прозрачные солёные капли катились из её глаз, прокладывали дорожки на бледном напудренном лице, скатывались на белый отложной воротничок блузки, оставляя тёмные влажные пятна.
За окном послышался знакомый шум подъезжающего автомобиля. Вера испуганно повернула голову.
Так и есть, это его блестящая чёрная машина. Дьявольский «Опель-Адмирал» – под стать своему хозяину. С виду безупречный, удобный для езды механизм с кожаной обивкой, мягкими сиденьями, мощным мотором. А на самом деле ужасный автомобиль, который раздавит кого угодно своими огромными колёсами и помчится дальше, даже не заметив, ведь на его блестящей поверхности из сверхпрочного металла наверняка не останется ни царапинки…
Слёзы внезапно высохли. Лицо застыло, превратилось в каменную маску.
Только одни огромные глаза продолжали жить сейчас на этом мёртвом лице. Они внимательно следили, как насильник выходит из машины с какими-то пакетами в руках.
Генрих Штольц, волнуясь, поднимался на крыльцо. Он тоже почти не спал этой ночью, глубоко переживал из-за вчерашнего. Следовало, конечно, сдержаться, но он выпил, обезумел от её близости.
Отвратительное, недостойное воспитанного человека поведение, однако главное, что он