Маруся приняла нас с грустной приветливостью, все-таки стыдясь чего-то и отворачивая лицо. Степана не было...
В юрте даже как-то незаметно было его отсутствие. Все было тесновато, но уютно, и, по-видимому, Маруся с работником жили довольно удобно... Они ничего еще не знали о происшествии в слободе. Степан домой не являлся. Очевидно, его жизнь начала отделяться от жизни Дальней заимки...
Пришлось все-таки рассказать Марусе о причине нашего посещения.
- Ну, теперь закрутит и еще пуще, - сказал Тимоха.
На шитье, с которым в это время сидела Маруся, капнула слеза... Она зашивала Тимохину рубаху...
Еще недели через две мы узнали, что Степан ушел на прииски.
VII. ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Прошло года полтора. В самом начале осени приехал заседатель Федосеев. Отдав нам письма и газеты, он попросил нас присесть и сказал:
- Да, кстати. Какое неприятное происшествие.
- Что такое?
- На Дальней заимке... Какой-то там Тимофей у них... Работник, что ли, черт его знает...
- Да, работник.
- Ранен или ранил себя по неосторожности. Вообще таинственная история. Вы ничего не слыхали?
- Нет, не слыхали. Тяжело?
- Нет, легко. Уже поправляется. Я узнал стороной, - они сами скрывают. Что, Степан у вас не бывал?
- Нет, он давно на приисках.
- Приходил не так давно за паспортом... Но, по нашим сведениям, он ушел опять недели за две до происшествия...
И вдруг, переходя в "партикулярный" тон, он сказал:
- Между нами сказать, - я уверен, что это его рук дело.
И, лукаво засмеявшись, прибавил:
- Вот оно - женское сердце! Помните, я-то распинался: любовь... как это еще... идиллия, верность. И ведь работник-то, заметьте, рожа несказанная... Настоящий... Ну, как это?.. Ква... Ква...
- Квазимодо...
- Ну, вот-вот. Я ведь прямо оттуда. Отобрал показания.
- Что же?
- Сам, говорит, по нечаянности; ружьем баловался... Но рана такая, что этого никоим образом допустить нельзя... Понимаете?
- А тюрьма у вас переполнена?
- Как селедок в бочке, - сказал он, махнув рукой. - К тому же... Только уж это, пожалуйста, вполне партикулярно, между нами!
Он оглянулся на запертую дверь и прибавил:
- Пришлось бы, пожалуй, и другое дело подымать... А жаль батьку, батька-то простяк...
- Неужели бродяжий брак? - спросил я.
- А вы почему догадались?
- Я знал об их намерении венчаться. Значит, все-таки Степану удалось это устроить?
- Как Степану?
- А то кому же?
- Ну, там, кто устраивал, не знаю. А только обвенчался все он же, работник этот... На кого, подумайте, променяла! Тот все-таки был действительно молодец!
Мне вспомнилась пророческая вражда Степана и его отзыв о хитрости работника. А между тем я и теперь был уверен, что роль Тимохи была, как всегда, пассивная: наверное, Маруся просто женила его на себе... Изломанная, смятая какой-то бурей, она стремилась восстановить в себе женщину и хозяйку. Для этого ей нужно было ее хозяйство, весь этот уголок. Для хозяйства нужен хозяин. Все это - лишь внешняя оболочка, в которую, как улитка, пряталась больная женская душа...