— И?
— Я вспоминаю, что чаще всего ты возвращался с нами, но иногда оставался в лагере с сиротами. Ты говорил, что они нуждаются в тебе, что ты не хочешь их оставлять…
— Ты помнишь, в лагере происходили какие-нибудь особенные события, которые не согласовывались с общей ситуацией?
— Нет. Кроме ужасов, рэкета, проституции, изнасилований, убийств, которые встречались повсеместно, я не помню…
— А какими были отношения? Мы хорошо… ладили? — отважился спросить Натан.
— Мы были очень близки… ты пробыл там недолго… — печально улыбнулась Рода.
— Близки… каким образом?
— Я была почти замужем, я была подругой Паоло Валенте. — Она внимательно смотрела на него. — Ты смущаешь меня своими вопросами.
— Извини… я просто пытаюсь понять, что я там делал. Я не больше чем ты верю в свое прошлое журналиста… Вероятно, я был в этом лагере по другой причине…
Рода, казалось, замкнулась, однако спросила:
— Ты думаешь, что существует связь между твоим расследованием и присутствием в Заире?
— Не имею ни малейшего понятия, но у меня есть чувство, что за моей личностью скрывается пропасть ужаса.
— Зачем ты это делаешь? Почему ты просто не обратишься в полицию?
— Полицию? За исключением трех солдат, умерших восемьдесят лет тому назад и пыльной рукописи, у меня нет никаких доказательств. И потом… ты, кажется, чего-то не понимаешь.
— Чего?
— Я не существую.
Натан проснулся один в заполненной светом комнате. Рода исчезла. Лишенный всяких мыслей, он рассматривал белый потолок, потом посмотрел на часы: половина одиннадцатого. Он вспомнил ночь, проведенную с молодой женщиной. Он любовался изгибами ее тела. Он ласкал ее до тех пор, пока не почувствовал, как в нем рождается радость жизни. Она вызвалась сходить забрать компьютер и личные вещи Натана из квартиры на улице Кампань-Премьер. Сначала он отказался под предлогом, что его там, вероятно, поджидали убийцы, но в конце концов уступил ее настойчивости.
На журнальном столике он обнаружил записку:
Натан, я выступаю на конгрессе. Освобожусь к 13 часам. Буду ждать тебя на площади Вогезов, в тени больших каштановых деревьев.
Часы пробили одиннадцать часов. У него еще оставалось время внести ясность в свои мысли. Он заказал кофе, устроился за письменным столом и начал составлять список улик:
«Ноябрь 1693 года. Элиас обнаруживает тело изуродованного раба, у которого изъяли легкие и мозг.
Июль 1994 года. Я в Заире в разгаре руандского геноцида занимаюсь детьми, травмированными массовыми убийствами, провожу несколько ночей один в лагерях… Зачем?
Я кажусь особенно заинтересованным темой идеологии массовых убийств.