Мадам Дюшен казалась мне совсем крошечной: маленькое бледное человеческое существо, раздавленное огромным горем.
— Мой муж, — сказала она так, словно какая-то внешняя сила помимо ее воли выталкивала из нее слова, — как вам известно, застрелился десять лет назад. Он был замечательным человеком и не заслуживал… член кабинета — и этот грязный шантаж… — Ее речь становилась все бессвязнее, но усилием воли она сумела овладеть собой. — Я поклялась целиком посвятить себя Одетте. И что же в итоге я натворила? Я играла ею, как кукольной пастушкой. И теперь у меня нет ничего, лишь вот эти ее безделушки… К счастью, я немного играю на фортепиано и способна воспроизвести ее любимые песенки.
— Полагаю, мадам, вы не откажетесь помочь следствию, — мягко прервал ее Бенколен, — и я уверен, вы поможете Одетте, если согласитесь ответить на некоторые вопросы.
— О, простите меня. Я вас слушаю.
Детектив выждал, пока она уселась поудобнее, и затем спросил:
— Капитан Шомон после своего возвращения из Африки увидел большие изменения в поведении Одетты. Он ничего не мог сказать по существу, кроме того, что она вела себя «странно». Вам удалось заметить нечто подобное?
Мадам Дюшен ответила лишь после некоторого раздумья:
— Я размышляла над этим. Последние две недели, с того времени как Робер — капитан Шомон — вновь появился в Париже, она казалась немного странной, не такой, как обычно. Более грустной и какой-то нервной. Однажды я застала ее плачущей. Но я не придала этому значения. Так бывало и раньше. Ее огорчала любая чепуха, она страшно расстраивалась, пока не забывала. Обычно она делилась со мной своими «бедами», поэтому я не стала задавать вопросов, ожидая, когда она сама мне расскажет.
— И вы не можете предположить причину?
— Нет. Особенно потому… — Она заколебалась.
— Прошу вас, продолжайте.
— Особенно потому, что все изменения были каким-то образом связаны с капитаном Шомоном и направлены против него. Она изменилась лишь после его возвращения. Одетта стала подозрительной, сдержанной. Начала держаться с ним натянуто и формально. Не знаю, как лучше это передать… Она стала совсем не похожей на себя.
Я не спускал глаз с остававшейся в тени мадемуазель Прево. Ее глаза были полузакрыты, а выражение лица выдавало внутренние мучения.
— Простите меня за нескромность, — сказал Бенколен тихо, — но я не могу не задать этого вопроса. Не случилось ли так, что мадемуазель Дюшен заинтересовалась другим мужчиной, помимо капитана Шомона?
Ноздри мадам дрогнули от гнева, но он тут же сменился спокойным пониманием, даже с оттенком юмора.