С чем же именно обнаруживают наши научные теории это неопределенное соответствие, доказывающее якобы их истинность? С опытом, с фактами? Обыкновенно представляют себе дело так, что факты существуют сами по себе, вне разума, и что этот последний изыскивает средства, для того чтобы согласовать с ними свои понятия; науку называют истинной, исходя из предположения, что она все точнее и точнее изображает эту внешнюю, не зависящую от нее реальность.
Но все это построение совершенно искусственно и произвольно.
В действительности, те факты, с которыми старается согласоваться ученый, отнюдь не представляют из себя сырого материала, совершенно независимого от разума: это факты научные; и если мы исследуем их происхождение, мы убедимся, что они уже обтесаны, упорядочены, в известной степени даже сфабрикованы таким образом, чтобы их можно было отнести к гипотетическим законам науки и вставить в ее определения.
Необходимо отличать научные факты от непосредственно данных фактов. Эти последние, откуда бы они ни возникали, представляют лишь сырой материал, из которого наука по своему выкраивает то, что она называет фактами. Научный факт есть уже сам по себе ответ на вопросные пункты, предъявленные природе; этими вопросными пунктами является ряд законов и гипотез, придуманных разумом заранее с целью разобраться в явлениях того же самого вида. Лишь опираясь на наши теории, на наши определения, на нашу уже существующую науку, в состоянии, мы устанавливать, определять и наблюдать такие факты, которые приобретают имя „научных“.
Эти факты не в меньшей степени переработаны с целью приспособление к теориям, нежели теории составлены с целью приспособление к фактам. Согласие теории с фактами в известной своей части, которую впрочем нельзя точно отграничить, является согласием теорий с самими собой.
Человеческий интеллект не может действовать иначе, как согласно своей природе. а присущий ему способ действия состоит в том, что взяв известные формы и категории, как нечто данное, он затем исследует, не могут ли быть приспособлены к, ним доступные ему вещи. Он может познавать или воспринимать что-либо лишь в том случае, если уже заранее обладает образчиками познание и восприятия. Каков же первоначальный источник этих предварительных познаний? Что они представляют из себя? Какова их ценность? Уже по самой постановке своей вопрос этот выходит из пределов области научных фактов. Мы знаем лишь одно: наше познание, наше восприятие никогда не может дать нам чего-либо большего, чем перевод на наш язык окружающих нас реальностей. И в этом отношении с фактами дело обстоит совершенно так же, как с законами; мы имеем даже право сказать, что факты могут нам быть вообще даны лишь как функция определенных законов, — ибо мы можем воспринять их лишь в том случае, если они отнесены сознанием к известным предсуществующим в нем типам.