От этой общей предпосылки всякого познание наука не может уклониться. Она также представляет из себя и может представлять из себя лишь особый язык, пользуясь которым разум делает сравнительно понятными для себя, т. е. распознаваемыми и приспособленными к практическому употреблению, возможно большее количество окружающих его предметов. Как построен этот язык? Какую долю реальности он способен выразить? С какою степенью точности? Эти вопросы, очевидно, чрезвычайно затруднительны, так как разум даже приступить к ним не может иначе, как на почве и от имени тех предвзятых мнений, о проверке которых как раз и идет речь. Во всяком случае, они превышают компетенцию научного опыта не в меньшей степени, чем компетенцию опыта обыденного.
Резюмируем. Наука есть не отпечаток, оставляемый вещами в пассивном интеллекте, но совокупность знаков, изобретенных разумом, для того чтобы истолковать вещи при посредстве заранее данных понятий, первичный источник которых от нас ускользает, а также для того, чтобы подчинить вещи нашей власти, заставить их служить нашим целям.
* * *
По-видимому, такого рода учение гораздо больше, чем ричлианский дуализм, приспособлено к тому, чтобы рационально решить проблему об отношениях науки к религии.
В самом деле, согласно этому учению живая часть науки, сумма действительных познаний, символизированных в научных формулах, не отличается существенным образом от того вида верований, на котором покоится наша практическая жизнь.
Наука не может декретировать a priori, что верование как таковое, должно быть изгнано из области человеческого разума, ибо сама она предполагает такие верование и включает их в свои основные понятия. религиозное верование, или вера, не может быть устранено на том только основании, что оно есть верование. Оно может сосуществовать с наукой в одном и том же разуме, раз оно не сталкивается с верованиями, действительно облеченными авторитетом науки.
И в этом отношении современная наука предоставляет религии большой простор. Она не требует, чтобы права ее распространялись на все формы бытия. Она рассматривает те формы бытия, к которым приложимы научные категории, и отнюдь не думает отрицать, что категории совершенно иные могут встретить себе, в области реального или возможного, подходящий материал. Ученый спрашивает: существуют ли между вещами постоянные соотношения? Следует ли из этого, что он воспрещает религиозному сознанию спрашивать: существует ли сила, способная улучшить этот мир?
Это не значить, что религия отныне может игнорировать все то, чему учить наука. Тот, кто ссылается на науку, тем самым возлагает на себя обязанность знать и уважать ее. И нельзя отрицать, что наука нашего времени живет рядом идей, затрагивающих также и религии, по крайней мере т конкретные их воплощения, которые мы имеем перед собой. Наиболее важной из таких идей является, пожалуй, понятие эволюции.