Зажглись уличные фонари, по скату небес уже скользнули тени сумерек, совсем скоро начнет темнеть. Комиссар позвонил – и удивляться тут нечему, полицейские чаще всего звонят в дверь, а вовсе не всегда высаживают ее. На пороге возникла жена доктора: Я ждала вас только завтра, господин комиссар, сказала она, сегодня принять вас не могу, у нас гости. Я даже знаю, кто, то есть лично с ними не знаком, но знаю, кто они такие. Не думаю, что этого достаточно, чтобы впустить вас. Пожалуйста. Мои друзья не имеют никакого отношения к тому, что привело вас сюда. А вы и сами не знаете, что, а меж тем пора бы уж узнать. Входите.
Бытует расхожее мнение, что комиссар полиции в силу профессиональных особенностей и в принципе легко приноравливает свою совесть к тому теоретически обоснованному и практически подтвержденному обстоятельству, что чему быть – того не миновать, и что каждому, помимо того, ноша дается по силам его. Впрочем, если уж говорить начистоту, случается порой, что один из таких государственных служащих немалого ранга превратностями судьбы и совершенно неожиданно для себя оказывается между молотом и наковальней, то есть меж тем, каким он должен, и тем, каким он не хочет быть. Вот и для нашего комиссара пришел такой день. В квартире жены доктора он пробыл никак не больше получаса, но и этого более чем хватило, чтобы изъяснить ошеломленной аудитории леденящую кровь подоплеку своего задания. Сказал, что сделает все от него зависящее, чтобы отвести от этой квартиры и ее обитателей более чем тревожное внимание своих начальников, но совершенно не уверен в успехе, а еще сказал, что ему дан кратчайший срок – пять суток – на завершение расследования, и он заранее знает, что примут у него только вывод о виновности, а еще потом сказал, обращаясь к жене доктора, так: Козлом отпущения, уж простите за явную неуместность этого выражения, хотят сделать вас, ну и, весьма вероятно, вашего мужа – за компанию, так сказать, – остальным же в данный момент непосредственная опасность не грозит, а преступление ваше – не в том, что вы убили того бандита, нет, тягчайшим образом повинны вы, что не ослепли, когда все ослепли, непостижимое может быть проигнорировано – но не в том случае, если может быть использовано как предлог. Сейчас – три часа ночи, и комиссар ворочается с боку на бок, не в силах уснуть. Строит планы на завтра, с упорством одержимого прокручивает их в голове снова и снова – сказать инспектору и агенту, что, как и было предусмотрено, он пойдет к доктору продолжать допрос его жены, напомнить подчиненным, что надлежит делать им, а именно – следить за остальными членами шайки, но – только следить, да нет, ничего подобного, сейчас он уже думает о другом, о том, как поведет допрос, как обходными маневрами и лобовыми ударами добьется своего, о том, что любопытно будет, кстати, узнать, в чем будет заключаться обещанная министром помощь. В половине четвертого зазвонил красный телефон. Комиссар одним прыжком соскочил с кровати, сунул ноги в шлепанцы, украшенные логотипом