Алая графиня (Калогридис) - страница 248

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Гораздо легче никогда не знать богатства и власти, чем иметь то и другое в избытке, а затем лишиться всего. Но все равно первые четыре года в Форли стали для меня по-настоящему счастливыми, потому что рядом был Лука. Крохотная неудобная комната, которую нам выделили, была для меня куда более желанным прибежищем, чем все роскошные спальни Милана и Рима, в которых я когда-либо ночевала с Катериной. Моя госпожа нуждалась во мне сильнее, чем раньше, но была великодушна и часто позволяла мне оставаться с Лукой до самого утра. Однако было много ночей, когда прежние темные страхи одолевали ее, она снова и снова вспоминала жуткие мгновения, когда отца убивали у нее на глазах. В таких случаях я оставалась рядом с Катериной, чтобы утешить ее.

Враждебность, какую графиня ощущала к своему вечно пьяному супругу, все росла, поскольку Джироламо, совершенно раздавленный падением с вершин власти, отказывался обсуждать с ней недостаток средств. Сначала Катерина пыталась ремонтировать старый дворец, придать ему римский блеск, но скоро поняла, что у нее попросту нет денег. Четыреста сорок дукатов, вывезенных из Рима, ушли почти полностью, а оставшиеся средства приходилось тратить на еду и питье.

По этой причине Катерина приобрела привычку обедать у Луффо Нумаи, который убеждал и ее, и Джироламо, что всегда рад угостить их и напоить добрым вином. К сожалению, я сопровождала Катерину на эти обеды, где мне приходилось постоянно отбиваться от ухаживаний сера Луффо. Надо признать, я выяснила, что самый быстрый способ ублажить Нумаи — ударить его и отчитать, чем суровее, тем лучше, тогда он быстренько обращался в дрожащую тварь, готовую исполнять любые мои прихоти. Как-то раз, во время очередной нашей встречи в коридоре, Катерина вышла из обеденного зала, направляясь в уборную, и снова увидела нас с сером Луффо.

— Хорошо, что ты не отвергла его окончательно, — сказала она мне потом. — Я и сама поступила точно так же. Он слишком силен, чтобы с ним враждовать. Народ прислушивается к его мнению.

Она рассуждала теперь совсем не как балованная герцогская дочка, которая в Риме делала все, что только хотела, но такова цена бедности. Катерина постепенно заложила почти все свои драгоценности, столовое серебро и оказалась в унизительном положении бедной родственницы, которая вынуждена просить у Лодовико Моро — герцога Миланского, у кардинала делла Ровере и даже у своего негодного племянника, кардинала Рафаэле Риарио. Первые двое ни разу не ответили, зато, как ни странно, откликнулся юный Рафаэле, которого искренне заботила судьба родных. Он навестил дядю и тетю в Форли, обставив визит с чрезвычайной пышностью: в толпу летели серебряные монеты, для народа накрыли пиршественные столы на городской площади, чтобы показать, что значит быть Риарио. Щедрость кардинала распространялась и на тетушку — без ведома Джироламо Рафаэле подарил Катерине несколько тысяч дукатов, понимая, что она распорядится ими мудрее, чем транжира дядя.