Даже при тусклом свете она увидела в его глазах усталую улыбку.
— И ты прекрасный поэт. — Оливия коснулась его щеки. — Ты должен выздороветь и написать много стихов.
Руперт чуть качнул головой.
Ответ был написан на его лице. Глаза Оливии наполнились слезами.
— Тогда лети, Руперт. Стань свободным. Оставь темноту нам.
Он снова улыбнулся. Чуть повернул голову, коснулся губами руки Оливии и закрыл глаза.
Оливия несколько секунд оставалась рядом, и на грубое одеяло упала слеза. Куин коснулся ее волос, и она встала.
Она подождала, пока он поднимет Руперта на руки.
— Если он не выживет, — сказала Оливия, — не оставляй его. Он не должен умереть в лодке с Групером. Ты меня слышишь?
Голос был чуть громче голоса птицы, но Куин услышал каждое слово.
— Оливия, нет! — умоляюще возразил он.
— Французы совершают обход утром, не раньше. — Взгляд Оливии скользнул по лицу Руперта.
Она была права. Возможно, Руперт не протянет до утра, но если они останутся ждать в хижине… Люди могут умирать много часов, намного дольше, чем осталось до рассвета. И тогда их всех схватят.
Оливия передала Куину поводок Люси, и он обмотал его вокруг запястья. Снаружи было совершенно темно, ни признака рассвета. У него есть время добраться до маленькой бухты, оттуда на «Грезу», время удобно устроить Руперта. У него еще есть время.
Когда они устроились в лодке, на что потребовалось немало усилий, учитывая ее скромные размеры, Руперт перестал дышать.
Люси заскулила и облизала его щеку, и грудь Руперта снова всколыхнулась.
Куин налег на весла, но ему надо было хранить молчание… Он не мог грести слишком энергично, иначе услышат плеск.
Когда он наконец добрался до «Грезы», Групер уже ждал его у планширя. Руперта удалось быстро поднять на борт. При виде бездыханного тела своего любимого командира глаза Групера расширились. Он был человеком действия, пересек канал, чтобы предупредить семью Руперта, но не выносил людских страданий.
Они уложили Руперта в постель, Куин натянул ему одеяло до подбородка и усадил под боком Люси. Короткий путь от хижины оказался неимоверно трудным и очень вымотал Руперта. Его лицо выглядело еще более изможденным, а дыхание стало поверхностным, как у человека, достигшего предела терпения. Тонкие пальцы сжимали шерсть Люси.
— Коньяка! — рявкнул Куин через плечо, но тут же сообразил, что Групер, не в силах вынести зрелища, убежал на палубу. Тогда он распахнул дверцу шкафчика и вытащил оттуда бутылку, в которой оказался превосходный французский коньяк — такой нечасто пьют даже герцоги. Ох уж эти контрабандисты!