«Видимо, все-таки взрыватели у нас хорошо делают», — подумал Матюхин.
Сутоцкий опять открыл глаза, всмотрелся в лейтенанта и попытался улыбнуться — узнал. Раз узнал и не стонет — надежды прибавилось. Его могучий организм, может, и продержится, пока попадет в руки врачей.
«Хорошо, что не ели перед поиском и есть водка».
Никто не знал, правильно они делают или нет, но так уж было замечено, что, если раненному в живот дать водки, он держится дольше. Может, водка там, внутри, дезинфицирует?
— Ну как? Больно?
— Амба? — спросил Николай.
— Ты что? Сейчас начнет темнеть, и я тебя вытащу. А там — врачи… Все будет в порядке.
Николай смежил глаза, по лбу пошли морщинки.
— Андрей, возьми… в притолоке… записку…
— Какую записку? — решив, что Сутоцкий бредит, удивился Матюхин. — Ты лежи, лежи, не болтай.
Но Сутоцкий упрямо повторил:
— Возьми записку. Она — правильная, — и показал пальцем на притолоку. — Возьми.
Нет, он не бредил, но представить себе, что здесь есть записка, Матюхин не мог. Он встал, сложил вторую плащ-палатку и укрыл ею Сутоцкого. Тот опять с усилием открыл глаза и не сказал, а приказал:
— Возьми! — Глаза у него блеснули по-бешеному. Значит, в сознании.
Матюхин стал рассматривать притолоку и нашел записку. Он развернул ее — и на мгновение обмер.
Поиск прошел строго по плану, но яростное напряжение не окончилось. Словно по инерции, разведчики протискивались в траншеи, петляли в ходах сообщения. Через них летели снаряды и мины, дальние частые звуки выстрелов и более ближние — разрывов поглощали хлопки снайперских выстрелов, а заодно и слова команд и советов. Капитан Маракуша встретил разведчиков и повел их к машине.
Она вынесла их на взгорок, на простор, за кустарник, и помчалась к командному пункту. Пленный брыкался и стонал. Маракуша посмотрел на него и вытащил кляп. Гауптман несколько раз глубоко вздохнул и стал ругаться. В смягченном переводе это звучало примерно так: «Развяжите, куда я от вас денусь?!»
И Закридзе, виновато покосившись на Маракушу, отпустил ремни.
Шарафутдинов постепенно стал розоветь. Он часто облизывал горько-сухие, черные от пыли и копоти губы, потом не выдержал и спросил у шофера:
— Вода есть?
Шофер молча достал из-под сиденья фляжку с крепким холодным чаем — он берег его для капитана Маракуши. Шарафутдинов выпил почти всю фляжку и быстро пришел в себя. Капитан Маракуша вздохнул и приказал:
— Переведи ему: пусть сдаст все документы сейчас. А то мало ли что… личное… может быть.
Нахохлившийся гауптман выглянул из-за поднятого воротника шинели и на довольно правильном русском языке спросил: