Дейл встал рядом со мной, прожевывая выпечку.
— На самом деле этот парень не фотомодель, но они все равно так говорят, понятно? А у вас замечательный ребенок.
— Почему они так говорят?
Дейл пожал плечами. Видимо зарабатывая на жизнь только одной внешностью, чувствуешь себя крайне тревожно. И ничего с этим не поделаешь. Своей наружностью мы обязаны родителям: по справедливости все заработанные на этом деньги вы должны непосредственно отдавать папе с мамой. Возможно, поэтому фотомодели спешат уточнить, что они не собираются заниматься этим долго. Разве можно одновременно выполнять эту работу и быть матерью: притворяться, что на самом деле вы не такая, какой кажетесь. Ребенок точно знает, кто его мать. Вы не можете выдавать себя за случайную сиделку, которая после проделанной работы получает пару банкнот, пока настоящие мама и папа, пошатываясь, идут из пивной домой.
Ферн встала рядом с «голубой бухтой» и согнула руки в локтях, выставив их вперед, в ожидании ребенка.
— Мама, мы готовы, — сказал Грег, щелкая пальцами.
Я стала общей мамой, которую лишили имени или (подумать только!) обещанной выпечки из козьего молока.
— Бен спит.
— И сколько он будет спать?
— Час, может, больше. Он привык ложиться поздно утром после кормления, хотя иногда достаточно уложить его в коляску, покачать, и он мгновенно…
— Мама, мы на съемках. Мы готовы.
Странно, взрослый мужчина может позволить себе не являться на работу, а восьминедельному ребенку нельзя днем поспать. Я вручила Бена Ферне. Он мгновенно открыл глаза, с виду довольный сменой матери.
— Нет, так не пойдет. Нам нужен мужчина. Пусть кто-нибудь встанет, любой папаша, и Грег объяснит ему, что такое съемка.
— И что же это такое? — бормочет мама, стряхивая пепел наличную карту фотомодели.
Элайза обвела взглядом студию.
— А этот не подойдет? Чем не толстый папаша, — предложил Дейл.
— Вы не возражаете, всего лишь на минуту? — попросила Элайза.
Она повела папу, у которого подгибались ноги, как у поломанной тележки в супермаркете, и поставила его рядом с Ферн. Он стоял в износившихся вельветовых брюках с лоснящимися потертостями на коленях, щурясь против света. Рядом с Ферн он выглядел на все 103 года.
— Пойдет, — одобрила Элайза.
Папа беспокойно улыбнулся.
— Славно, — согласился Грег. — Теперь встаньте чуть ближе к ней, папа.
— Хорошо, что он так неуклюж, — прошептала Элайза.
Во мне закипело раздражение. Бен неловко повернулся на руках Ферн, пытаясь закрыть глаза.
— Мама, не позволяйте ребенку спать, — произнес Грег.
Я захлопала в ладоши. Веки Бена задрожали, затем окончательно сомкнулись.