— Скажи, у бога! — обиженно поправил Сафар.
— Старые говорят: бог, а молодые — природа. Но это, должно быть, одно и то же. Разве не так? — улыбнулся Палван и продолжал диктовать:
"Мама, вспоминая меня, не плачь, не убивайся. Слава богу, тело мое здорово, одет-обут, аппетит хорош. С друзьями-приятелями день и ночь кружусь среди войны. Суждено нам увидеть то, что написано могучим карандашом судьбы. Жалею, что я, единственный твой сын, мало слушал тебя… Шарофатхон! Я очень тоскую по тебе и дочурке Гуландом. Ее милые детские слова всегда звучат в моих ушах. В прошлом письме я просил фотографию. Глаза мои на дороге — жду я… Шарофатхон, работайте в колхозе хорошенько… Если сыт будет колхоз, и мы будем сыты на фронте. Пусть будет хозяйство ваше в изобилии. И еще просьба к вам такая: не обижайте старуху. Старость, как малое дитя, становится балованной. Сколько можете, служите ей, чтобы быть достойными ее молитв. Поцелуйте за меня дочурку мою. У Аскара-Палвана единственное сокровище в мире — Гуландом. Пишите почаще. Письмо на фронте — половина свидания. Аскар-Палван".
Бектемир закончил письмо и вложил его в концерт.
— Да… Чуть не забыл. А если мы и статью пошлем? Вырежем и пошлем.
— Ты посылай, я не буду, — возразил Палван.
— Не дури! Первая лепешка с кончика теста, — решительно произнес Бектемир.
— Хорошо, — поддержал Сафар. — Напомнит эта газета всем колхозникам о нас. Посылай, Бектемир…
На третий день батальон вышел из деревни, направляясь к передовой.
Шли ночью. Перед рассветом, заняв позицию, бойцы начали окапываться.
Впереди был враг. Он держал железнодорожную станцию в крепких руках. Он приготовился отразить любую атаку и не собирался отступать ни на шаг. Он был уверен в своих силах и, вероятно, ждал подкрепления.
Артиллерия старательно крошила укрепления гитлеровцев.
Люди работали у пушек, будто истопники ада. Они решили перемешать на станции землю с металлом и бетоном. И земля гудела цыганским бубном — глухо, — устало.
Облака почернели, деревья покрылись угольной пылью, воины были словно в масках.
Батальон топтался у станции два дня. Ни одна атака не увенчалась успехом. Ему пришлось выдержать почти шестичасовой бой. Бектемир смутно помнит, что он несколько раз лицом к лицу встречался с врагом, колол его штыком, бил прикладом, стрелял в упор.
Аскар-Палван бешено бежал за выскочившим из воронки немцем.
Но эти схватки шли только на подступах к станции.
Немцы оделись в броню и выползли навстречу.
К гулу танков прибавился рокот самолетов.
Гитлеровцы перешли в контратаку. Так вон какая она, психическая атака!