«А, вот оно — что!.. — ответила Фридка камышам. — Шатер покинут и очаг, не для меня тепло и чад… А, ясно… Но кто это — я? Буквально — я? Глупо… Вокруг котла пусть без меня… Да, да! Пусть! Что?..»
Она оставила бидон на песке, вернулась в лагерь, бесшумно нашарив в кармане рюкзака туристскую карту, карандаш, легла на теплую землю возле костра, дунула в тлеющий глазок. Разметался легкий камышовый пепел, чуть посветлело у самого лица. На обратной стороне карты крупно и почти не останавливаясь, осатаневшая перед невозможной своей отвагой, гордая и изумленная, она записывала свершавшиеся как бы и без ее участия строчки. За курганом, безмерно печалясь о всех, покинувших очаг, длинно вздохнула лошадь. В палатке зашептались ребята, видно, Рая Христинова расталкивала Шурика на дежурство.
«На знамени моем — ясность!» — торопилась Фридка, а кто-то загадочный по-прежнему блуждал по степи с фонарем, не приближаясь, не удаляясь…
Из палатки, зевая, что-то бормоча, вылез Шурик, Фридка слышала, как он натягивает кеды, как пьет из ведра, потягивается. Какие все-таки ребята!.. Как ужасно любила она их сейчас!.. Если бы можно было не расставаться всю жизнь!..
— Фри, купнемся?.. — зашептал Шурик.
— Не холодно? — шепнула она.
— Что ты, вода теплая!.. Я возьму для тебя полотенце!..
— А для себя? Возьми для себя тоже!..
— Ты совсем не спала?..
— Нет…
— Я тоже не хотел спать, но вдруг заснул… Ты не обиделась?..
— Нет…
— Давай здесь, тут песочек… Не смотри, я разденусь…
— Я все равно ничего не вижу… Я не смотрю…
— Иди скорей, вода теплее воздуха!.. Ты меня видишь?
— Нет, совсем не вижу… Ты где?
КАМНИ
Он любил путешествовать и однажды они с Фридкой прошли от Краснодара до Азовского моря. На дамбе через дельту Кубани он на память читал ей «Песнь песней», а мимо неслись грузовики из Краснодара на Темрюк, водители тормозили возле них, приглашая в кузов, но они все же дошли до моря пешком. Потом он увлекся камнями, и они с Фридкой ездили в Среднюю Азию на медные разработки. На самом дне карьера, куда по спиральной дороге они спустились тоже принципиально пешком, хотя отчаянные шоферы гигантских самосвалов зазывали их на подножку, он читал на память целые абзацы из Библии.
«Войска царя ассирийского заполнили землю Ханаанскую, как море заполняет дно свое…» — читал он, и в глазах его стояли слезы.
Осенью они разбирали в его мастерской каменную добычу, определяли незнакомые образцы по справочнику Ферсмана, бегали в минералогический музей, делали шлифы. Он говорил Фридке об Израиле, о холмах, и пустынях земли Ханаанской, о картинах, которые мог бы написать только там. Фридка сочинила стихи: «Камни в моем доме».