На днях такое дело: звонок в дверь. Рамона мне говорит: если вас не затруднит, откройте сами, у меня молоко кипит. Открываю, там почтальон. Рукопись из издательства прислали заказной бандеролью. Просит расписаться в бланке доставки, а там такие мелкие клеточки, не разобрать. Я ему: пройдемте на кухню, молодой человек, там у меня очки. Думаю, может чаю ему предложить – такой любезный юноша, племянник моего школьного товарища. Городок маленький, мы здесь все друг друга знаем… От чая он отказался. Ладно, еду на коляске своей к двери – провожать его. Парень и говорит: мол, так и так, знаю, что помощница ваша тетя Тереза захворала. Тяжело небось самому управляться? Я удивился – Рамону в моей маленькой кухне не заметить было невозможно, она и вдоль плиты ходила, и ящик открывала, где сахар стоит. Кстати, я отметил, что она почтальону кивнула, а он не поздоровался, вроде как и вправду не заметил. Понимаешь? Он не видел ее. Он не видел ее, Андрес! Что это означает?
Андрес достал из рюкзака очередную бутылку и принялся ввинчивать штопор в пробку.
– Ты почему молчишь? – тревожно спросил Дамиан. – Что это означает?
– Она сегодня придет? – ответил Андрес вопросом на вопрос.
Дамиан напряженно кивнул.
Через час раздался звонок в дверь, и Андрес занял наблюдательную позицию в дальнем углу прихожей. Все, что он увидел, – это рябь в дверном проеме. Серую рябь, едва заметную. И подумал: «Дьявол тебя побери».
– Добрый день, Рамона, – сказал Дамиан, и Андреасу показалось, что даже напряженный нестриженый затылок друга вопрошал: «Видишь? Видишь?!»
Рябь приближалась, и природа ее была Андресу не ясна. Точнее, ясна, но не вполне. Нужно было проверить.
– Izalukazi, – тихо сказал Андрес, используя в качестве наиболее нейтрального эвфемизма зулусское значение слова «старуха». Из всех возможных сакральных обращений это было наименее адресным, наиболее безопасным, так в бантуистской сказочной традиции можно обратиться сразу к целой группе сущностей.
Волна горячего воздуха чуть не сбила его с ног.
– Be-se-si-hamb-ile, – услышал он в ответ.
«Она уже пришла только что и теперь [находится] здесь».
«Она». Да. «Она» никогда не скажет о себе «я».
«Молчи. С этого момента молчи, как дохлая рыба. Как полуразложившаяся дохлая рыба. Помни – никаких разговоров со смертью».
– Андрес, это Рамона, – выдавил из себя вконец дезориентированный Дамиан.
Андрес превратился в изваяние возле стены. Если Рамона, предположим, решит поселиться здесь, его с успехом можно будет использовать в качестве стойки для зонтиков и тростей. Так думал Андрес, пытаясь натужной иронией заполнить расширяющуюся внутри черную пустоту.