По залу будто пронесся вздох.
— Я не заинтересована в этом.
— Почему? — в этот час настал черед Капитана-Командора удивляться.
— Вера в смерть мобилизовывает в нем сверхчеловеческие способности.
— Но она причиняет страдание ему и Асе.
— Это к лучшему. От несчастной любви гораздо больше пользы, чем от счастливой. Счастливая любовь — достояние лишь двоих, она приносит им абсолютное удовлетворение и тормозит развитие, делая его бесполезным, а несчастная рассеивается по миру, украшая его, побуждает искать и исправлять свои недостатки, совершенствоваться, изливать свои красивые чувства на все вокруг. Ты испытал это на себе. Сегодня Герман поднял такой шторм в астральном мире, что взволновались даже эфирные тела, и твоя парализованная сенситивность очнулась, ты стал воспринимать эмоции. Еще одно такое потрясение, и к тебе вернется память.
Капитан-Командор покачал головой.
— Не думаю, что готов так дорого заплатить за это. Им плохо, они несчастны.
— Ты ошибаешься. В иные мгновения они счастливы так интенсивно, как редко бывают счастливы люди. Поверь, это лучшая цена. Я знаю, я питаюсь счастьем.
— Двое моих самых близких друзей стали врагами…
Пауза. И снова вздох.
— Это так. И это плохо. Но только сейчас. Впереди еще много чего может случиться.
— Чего? Я не могу покинуть Землю, зная, что Герман из-за этого умрет, но если альтернативы не будет? Сколько он проживет? С чем на сердце ему придется умереть?
— Не бери на себя заморочки чужой судьбы… С чем он умрет — не знаю, но он уже прожил гораздо больше, чем многие люди, вместе взятые.
Герман сдался. Он сказал себе, что любит Асю, и перестал бороться с этой данностью. Про себя он называл ее не иначе как «невозможное существо», уходил от прямых контактов, но стремился к тому, чтобы знать о ней как можно больше. Он считал, что рано или поздно настанет миг, когда она будет нуждаться в его помощи, и готовился ей помочь. Он занялся медициной, вернее, травматологией, изучил все, что придумало человечество, тысячелетиями ломая ноги, получая удары «тупыми твердыми предметами» и утрачивая телесную целостность. Конечно, решил, что этого недостаточно, и изобрел собственные методы диагностики внутренних повреждений, обезболивания и лечения.
Он научился спокойно мечтать о ней, «невозможном существе», — вспоминая пережитые ощущения, мысленно касаться ее кожи, волос, купаться в глубоком море фиолетово-зеленых глаз. Эти мечты всегда сопровождали его покой, а если бы он не опасался, что она об этом узнает, то мог бы говорить о ней часами, совершать подвиги ее именем.