При слове «спорт» у меня обычно тошнота подступала к горлу, но эта версия оказалась самой приемлемой, и я наступила на собственные принципы:
— Ага, на первый юношеский сдавала. По экстремальному дайвингу.
Пришлось подставить нежные места — спортсмены ведь дружат с врачами, и медсестра вышла из палаты преисполненная чувства выполненного долга.
Но расслабиться мне не дали. Явилась Вера Генриховна с кружкой и тарелкой. На тарелке красовалась глазированная булка, а в кружке плескалось что-то белое с желтой пенкой. Блин, ну неужели я не заслужила несколько часов покоя?
— Это кипяченое молоко, — сочла необходимым объяснить врач. — Нужно выпить.
Она села на край кровати и, не стесняясь, рассматривала меня. Я выпила, поблагодарила, укрылась простыней и сразу уснула. На соседней кровати давно уже безмятежно спал Алешка.
Во Владивостоке мы пробыли три дня, пока Игоря с царевичем не перевели из отделения реанимации.
Капитан-Командор на вторые сутки сообщил, что обе подводные лодки благополучно добрались до Острова, и экипажи приступили к ремонту «Каравеллы».
Днем Тим выгуливал меня по городу — он считал, что я в депрессии, и мне необходим солнечный свет и воздух. Он был врачом, и я не спорила.
На вторую ночь меня затемно разбудил Даниил Егорович, сказав, что в больницу привезли попавшую в автокатастрофу семью, и не могла бы я помочь пятилетней девочке, которой осколком стекла разорвало щеку. Я решила, что он хочет меня проверить, но мне и самой было интересно, насколько успели восстановиться целительские способности, поэтому послушно побрела за ним в палату другого этажа.
Способности восстановились, глубокая рана за два часа зажила бесследно. Я ушла досыпать совершенно счастливой, ехидно размышляя о том, что будет записано в историю болезни.
Вечером третьего дня мы погрузились на «Мистификатора» и через три сквозняка вернулись на Остров. Неделю я провела с девочками в их домиках и на кухне, а потом почувствовала, что все действительно прошло. Значит, можно продолжать искать приключения.