Однако в сумке сиреневело что-то шелковое, явно нежное и очень приятное.
— Конечно, тут! — усмехнулся Тим. — Кто ж без нее столько народу заморочит.
Он открыл дверь в отцовский кабинет и просунулся туда наполовину.
— Пап! Доброе утро, Вера Генриховна… Пап, можно, мы займем свободную палату? В которой душ работает? Спасибо!
Тим вылез обратно в приемную, а следом за ним вышел Даниил Егорович.
— Дайте хоть рассмотреть ваше чудо, — тем же усталым голосом, но выжимая улыбку, сказал он.
И почему-то остановился передо мной. Я слезла с подоконника и сделала книксен. Он улыбнулся радостнее.
— Значит, ты лечишь наложением рук?
От этого вопроса я привычно напряглась. Мне не раз уже его задавали — в каменных подвалах с решетками и пыточным инструментом на скамье, а еще в залах судов. На эту фразу у меня выработался условный рефлекс: сейчас начнут пытать, и я непроизвольно побледнела так, что мой испуг стал заметен.
Обняв меня за плечи, ответил Алешка:
— Да, она.
— Что-то не так? — тихо спросила я.
Врачи, вроде, не любят знахарей. Сейчас как выяснится, что залеченные мной раны гниют, кости срастаются неправильно или вообще не срастаются — тогда я больше не смогу лечить, а ведь это дело всей моей жизни, самое чудесное удовольствие…
— Нет, — слегка удивленно ответил Даниил Егорович. — А тебя когда-то ругали за это?
Алешка с Тимом придушенно фыркнули, но он этого не заметил. Я только кивнула.
— Это от зависти. И страха. Таких, как ты, в средневековье сжигали на кострах, потому что боялись их могущества. Этих двух мальчиков ты практически возродила.
Потом он плотно закрыл дверь своего кабинета, где еще находилась Вера Генриховна, и сказал:
— Ребята, ваши «казаки-разбойники» действительно опасны.
Парни окаменели. С упрямством в голосе Тим ответил:
— Мы так живем, пап. Иначе уже не сможем.
Даниил Егорович помолчал. В этот момент в дверях неслышно появился Капитан-Командор, и я увидела расфокусировавшимися глазами, как что-то воздушное, какая-то желто-безмятежная вуаль накрыла голову взрослого. Его лицо покинул трагизм, уступив место искренней гордости.
— Идите, отдыхайте. И еще одно: Тимур, за вами экзамен, не забыл?
— Нет, папа, мы готовимся.
— Готовьтесь-готовьтесь. После сегодняшних событий спрашивать буду очень строго.