– Ты кончила на ударе 109, поскольку мы стали считать заново, когда ты ошиблась. Ты не уложилась в срок.
Сквозь туман боли и немыслимого удовольствия я поняла, что это значит. И задрожала, понимая, что на протяжении следующих минут, часов, дней – так долго, как он этого захочет! – мне придется зайти гораздо дальше, чем когда-либо.
Никаких «если», «но» и «может быть». Сроки пропускать нельзя. Следующие дни были самыми трудными в моей жизни. Он использовал меня. Оскорблял. Унижал. Заставлял плакать. Испытывать боль. Он помыкал мной. Он не пытался меня сломить, но временами у меня возникало чувство, что он хочет это сделать. Он брал меня, когда хотел, как хотел, и, когда я была так измождена, что моих сил хватало только на то, чтобы лежать подстилкой, он ударил меня по лицу и схватил за волосы, заставляя двигаться мое измученное тело. К тому времени, когда он кончил, я вся была покрыта отметинами, как полотно, на котором было запечатлено то, чем мы занимались: укусы на груди, пылающая краснота моих истерзанных сосков, синяки на верхней части рук, ягодицы, покрытые красными рубцами, которые заставляли меня вскрикивать и напоминали о произошедшем еще недели спустя, приводя меня в возбуждение, его сперма, засохшая у меня в волосах и на груди. К концу потоки моих слез смыли тщательно нанесенную косметику, волосы растрепались. Я была в ужасном состоянии. Я была повержена.
Я испытывала чувство освобождения, катарсиса и ужаса. Он подтолкнул меня к самому краю. Шли дни, и все мои мысли были только о нем – как ему услужить, как доставить ему удовольствие и не дать повода наказать себя. Он был центром моего мира – впервые я поняла смысл подчинения, поглощающего тебя целиком, в первый раз за все время молчал мой внутренний голос, вызывавший чувство стыда и спрашивающий, почему я это делаю. Я чувствовала между нами глубокую связь, которой у меня не было ни с кем другим: он понимал меня полностью, даже когда я не понимала себя сама. Когда, всхлипывая, я умоляла его перестать бить меня тростью, поскольку не могла больше выносить этой пытки, он все равно продолжал, и я ненавидела его. Но он взял мой подбородок твердой рукой и, глядя в мои глаза, полные ненависти, спросил, помню ли я стоп-слово. Сжав зубы, я ответила «да», и, пока во мне боролись упрямая гордость и желание выдержать испытание, что заставило меня замолчать, он заставил меня просить о возобновлении наказания, прежде чем продолжить. Он бил меня, пока я не лишилась способности дышать и мне не показалось, что я истекаю кровью, а затем, почувствовав, что больше я выдержать не смогу, он лениво провел пальцем по моей вагине. Я кончила от его нежных прикосновений. И когда вернулась на землю, пресыщенная и все же смущенная тем, что порка тростью могла привести к такому сильному оргазму, я увидела, как он, улыбаясь, склоняется, чтобы нежно меня поцеловать. Затем он сказал, что меня стоило бы наказать за то, что я кончила без разрешения.