Или просят «Фестиваль цветов». Там четыре, с позволения сказать, части. И все подай в разных темпах. Это я помню. Но насколько что куда двигать – не помню! Больше недели прошло с тех пор.
Где кому какая импровизация, конечно, тоже не помню, да и в лицо девиц не знаю, ассоциаций нет, не работала же с ними. Поэтому порадовалась, что пришла, записала, где кому что.
Мужскую вариацию так и не видела – мальчик ушел.
В номере, который ставила директриса, выясняется, что поставлено неточно – полфразы болтается, но старшая не выправляет, а переходит к следующему номеру, и злорадный огонек появляется в ее глазах.
Ко всему прочему добавляют пару новых номеров, и в конце:
– Нам реверанс, пожалуйста.
Начинаю. Останавливает:
– Не такой. Быстрый: вбежать, поклон на два и два, и убежать.
Вона! Какие нынче реверансы!
15:30. Генеральная Что сразу порадовало: зал. Кресла расположены полукругом от сцены, и в этой полосе отчуждения сбоку, как дорогое украшение, стоит рояль. Сама сцена невысокая, на уровне крышки рояля, то есть играешь, а они перед тобой как на столе, да с хорошим освещением. Если без нот – просто сидишь, прямо смотришь на них, голову задирать не надо, если по нотам играешь – все равно постоянно они в поле зрения; даже если совсем сфокусироваться на тексте, основное движение – видно.
Сначала куролесил народ из модерна, а потом на сцену высыпали наши…
Выходит класс, который я видела последний раз две недели назад, помнится, там все шло под импровизацию, и на тот момент было недоставлено.
Начинаю заход на гранд аллегро. «Сейчас, – думаю, – по ходу разберемся». Директриса останавливает:
– У нас не это, у нас Чайковский, «Фея золота»!
– Нет!!! Вы же сняли ее!
– Как же сняла?! У меня и в списке вот написано – «Фея золота». Нам «Фею золота», пожалуйста! У вас что, нет нот?!
Да какая, к черту, фея?! Ноты неизвестно где! Вторую часть совсем не помню, если сгонять домой и распечатать по новой, то что, без репетиции играть? И вдруг озарило:
– Так вы же сняли ее, потому что вторая часть никак не сходилась!
– Точно!
И она делает большие глаза:
– И вы для нас тогда отобрали три вальса, для трех групп!
Я холодею. Ничего не помню… Совсем ничего…
– Вы забыли?!
Все забыла… совсем все…
– Ну ладно (нервно), играйте что-нибудь.
Ну для «что-нибудь» мне надо хотя бы одним глазком посмотреть, что там у них. Начинают выстраиваться, и меня как током шибает: вспомнила! Это – Даргомыжский! Точно, так и есть, отобрали три разных вальса, где теперь их искать и что за чем идет? Последний, вспоминаю, Шопен. Делаю рывок к сумке – нет на месте, значит, точно – я его куда-то переложила! Уже совсем потом всплыло: не доделали они эту вещь до конца и сказали – решим в следующий раз, поэтому ноты я не переложила в нужную папку, а потом случился «снежный день», все забылось. Но об этом я не помнила и сидела совсем убитая – так подвести! Стыдно ужасно. Вальсы эти я сыграю, но не в этом дело… Какой кошмар, как стыдно…