– А у меня, зараза, катапульта заела, – в десятый раз рассказывал Шрайдер. – Чую, падаю, уже почти упал, рву ее до упора… ну, слава Христу, полетели со скрипом… Чуть на собственный «Торнадо» не упал, ей-богу… А тут уже деревенские с колами, и давай меня окружать. Пистолет выхватил – они по тормозам. Трусливые они – ливийцы. Так и стояли, пока кто-то сзади не подкрался да колом меня по голове не отоварил…
С каждым разом герой в повествовании Шрайдера становился смелее, решительнее – летчики втихомолку посмеивались. Жюстье предположил, что в следующем изложении Шрайдер пламенным слогом убедит ливийцев восстать против ненавистного режима, и просветленная толпа, ведомая летчиком, размахивающим пистолетом, двинет маршем на Триполи, но прибудет ливийская пехотная дивизия и полонит новоявленного «мессию». Шрайдер обиженно засопел. Шарль, закончив разминку, направился к двери, постучал. Распахнулось окошко, образовалась недовольная физия Джабира. Летчик знаками показал, что надо облегчиться. Тот надулся, но открыл дверь и скинул с плеча автомат. Устраивать побег никто не собирался – бежать в этой местности с населением, лояльным «кровавому диктатору», было глупо и бесперспективно. Шарль убрал руки за спину и зашагал по длинному коридору в санузел, состоящий из единственного унитаза и неработающего краника. Закончив свои дела, вышел и осмотрелся. В глубине коридора – напротив выхода на улицу – хихикали два охранника. Напротив – дверь в подсобку. Там же прохлаждался Джабир: автомат на груди, предохранитель – он же переводчик огня – поставлен на стрельбу очередями. Паренек выразительно повел стволом: сделал дело – гуляй смело. Шарль кивнул и отправился обратно, старательно удерживая на лице дружелюбное выражение.
– Слушай, парень, – он притормозил, проходя мимо, – у тебя телефон, я видел. Дай позвонить? Никто не заметит, обещаю. Я заплачу – пятьсот евро. Неплохая сделка, согласись? Ты же понимаешь по-английски?
Судя по посуровевшей физиономии, отдельные слова в английском языке Джабир знал. Он вздернул нос, презрительно смотрел на пленного летчика.
– Джабир, пятьсот евро… – понизив голос, повторил Шарль. – Вдумайся. Не пять, не пятьдесят – пятьсот. Всего за один звонок. Не больше минуты – обещаю. Твои ничего не узнают. Будь человеком, Джабир.
Дрогнула жилка на виске. Джабир воровато покосился за спину Шарлю. За спиной, вероятно, что-то происходило. Парень напрягся, потом вдруг разозлился и ткнул Шарлю в бок стволом.
– Не стоять! Нельзя разговаривать! Иди!
Тычок был болезненный. Шарль поморщился и решил не нагнетать напряженность, зашагал на свою циновку. А когда лег и отгородился тряпьем от окружающих, дал волю эмоциям. Напрасно он сказал Джабиру про пятьсот евро. Теперь этот ливийский шакаленок знает, что у него припрятаны деньги. Приведет дружков, устроят личный обыск… и радости не будет предела. Что же делать? Делая вид, что переворачивается с боку на бок, он забрался в тайничок под интимным предметом одежды, на ощупь отделил купюру номиналом пятьсот европейских дензнаков (про нее уже сказал), осторожно вытащил остальные и ногтем стал проковыривать в циновке дырку, чтобы спрятать…