Мужики все такие, всем этого надо, а тебе разве не надо, мне надо, ты не убеждай себя в обратном, доча, не надо, это всем надо, христом-богом прошу, познакомь меня с кем-нибудь. И твой папаша такой же, ему тоже надо, а тебе разве не надо, мне надо, да всем абсолютно этого надо, он совершенно такой же, как все мужики. Им бы только полапать, ведь всем этого надо, да и тебе, доча, наверняка надо, признайся, что надо, это какие-то извращенцы, наверно, которым не надо, вроде твоего В., дунул, плюнул и отвалил. Не давай себя облапошить, ведь всем этого надо, а тебе разве не надо, мне надо, всем надо, вся зараза идет от мужчин. Ну уж тебе, конечно, не нужно, разве такой мужланке, как ты, что-то нормальное может быть нужно, доча, брось пристрастия дурные свои… Я женщина, мне это нужно, тебе разве не нужно, мне нужно, всем бабам этого нужно, и тебе, наверняка, нужно, признайся, что нужно, ну какая же ты баба тогда, болею я без мужчин. Будь недоступной, дочура, ведь всем этого надо, тебе разве не надо, мне надо, а то будешь лить в три ручья, как соседская дашка, слышала ли ты про ее ухажера валерку, так вот он тоже долдонил, что ему нужно и что ей якобы нужно, а потом попользовал и отвалил.
Почему сутулишься, доча, разве можно на балконе волосы стричь, упадут, вороны унесут, разнесут, заболит голова, ой как плохо, дочура, беда… приходила тут, кстати, девка твоя, а в глаза мне даже не смотрит, видно, знает, что мне все известно про ее трибадурство… береги, дочура, себя, не кури, будешь дохать ведь, как старуха Долгова, то-то от нее все отвернулись, а теперь скушай-ка яблочко — ведь сегодня у нас яблочный спас.
…мои родители и эти яблоки, которые мы передавали друг другу, авоська с яблоками, которыми они похваляются, как и умением доставать самые дешевые вещи (швы дешевизны, отдушина бедности), и Айрин, пытающаяся им что-то на английском сказать (а они как детдомовцы не могут отличить зла от добра — ну вот, например, когда я возила их в рестораны, отец отпихивал вилку и говорил, ну на эти деньги я бы мог несколько кило яблок купить, не увиливай от природы и правды, дочура, отложила бы зарплату на виллу); эти яблоки, при виде которых у меня возникают рвотные спазмы, яблоки, которые они покупали в бросовой лавке, кромсая червивый мир на куски — «нам не нужен никто — мы одни».
И мать, бывшая перекатная голь, выкидывающая отцовые деньги на ветер, на второсортные тряпки, отказавшаяся в Америке выучить английский и предпочитавшая кулак языку (оральный секс презирала), прокричала отцу: «да что там эта поблядушка ее говорит, ишь ты, попала под влияние своей пиздолизки», а потом добавила, «а мы-то их накормить хотели, дать наших яблок», и я поняла, что надо идти (а она гавкала — «еще все упаковали, вынесли им»), надо смять в себе робость и ощутить в себе сталь — а на моей шее смыкались клыки. Я вырвала сетку из рук отца (когда он, сизый, обвисший, возвращался со службы, она вытряхивала его сумку в поисках любовного «криминала»… он писал детектив, а она комкала каракули его беспомощно скомпонованных текстов, да разве может детективная литература сравниться со стягом и удавкой ее Великой Любви?), который, стараясь удержать меня, пытался мать усмирить, а она визжала «блядь, блядь», и голос ее доходил до высот, а я подхватила Айрин, перекинула в другую руку сетку с яблоками и ушла.