– Не разрешает о себе говорить, не доверяет мне. Утверждает, что я преувеличиваю достоинства его живописи.
Мы переменили тему разговора.
И вот Арсен собственной персоной стоит в залитой весенним солнцем аудитории и внимательно смотрит мне в глаза. Качаю головой и улыбаюсь, давая понять, что он не ошибся. Месхия на мгновенье удивленно вскидывает брови, дескать, не ожидал. Затем на его лице вновь появляется характерное выражение доброжелательного внимания. Ректор коротко представляет студентам коллег из Грузии и просит продолжать работу.
Внезапно педагог Ростислав Валерьевич «впадает» в монолог.
– Вот питомцы наши младые. Их, так сказать, творчество, целью которого является, непременно, благо нашего процветающего Отечества.
У «младых питомцев» вытягиваются лица, оказывается у анемичного шефа столь бурный общественный темперамент?! Возбужденный педагог, выбежав на середину аудитории, декламирует:
«…Ты прав, творишь ты для немногих:
Не для завистливых судей.
Не для сбирателей убогих чужих сомнений
И вестей! Но…
Для друзей таланта строгих, священной истины друзей!».
Умолк, выразительно глядя на вышестоящее руководство.
Африканская страсть чтеца вызвала овацию дамы и ректора. Южане вежливо присоединились. Польщенный Ростислав поклонился и скромно предложил обсудить «осуществляемые им задачи, имеющие целью скорейшее раскрытие и усовершенствование способностей сих молодых дарований…».
Ощущаю, как внутри возникают и накатываются волны радости. Ужасно близок мне этот немногословный грузин, а ведь знакомы только несколько часов.
Южане, едва взглянув на работы, ушли. В дверях Месхия замер, обернулся и жестом руки показал, что будет ждать на улице.
Он стоял напротив входа в Академию, словно боялся разминуться. Арсен стал гораздо лучше говорить по-русски. Причина – оформлял спектакль по пьесе Грибоедова. Сейчас опять работает над пьесой в стихах французского поэта Ростана.
В парке я уселась на скамейку, а он, поднявшись на ступени летней эстрады, неожиданно продекламировал:
– Но как же поступить? Скажи, о друг мой, как?
Быть может, стать льстецом то вкрадчивым, то грубым,
Ища опоры той, что не ищу?
И, если выглядит иной вельможа дубом,
Мне уподобиться плющу?
На животе ползти и опускать глаза,
Предпочитая фокусы искусству?
Одной рукой ласкать козла,
Другой выращивать капусту?
Отдать и ум, и честь, и юность…
Все лучшее, что есть у наших лучших лет,
Чтобы вкушать покой? Благодарю вас – нет!
Благодарю. Благодарю вас!
Кто прав? Кто не дожил до первой седины
Или седеющий от первых унижений?
Кто прав, мой друг? Кем лучше сведены