Савелий Тяхт поселился в доме так давно, что дворовый мальчишка, в день приезда спихнувший его с ледяной горки, успел умереть седым.
− Ты чей? — запустил он снежком в Савелия.
− Мамин! − заплакав, отвернулся Савелий Тяхт, и, пока не закрылась парадная, ему в спину неслось: − Маменькин сынок!
− А ты — сучий! − вышедшая мать таскала мальчишку за волосы, которые в гробу побелеют, как снег.
Дом стоял развёрнутой в прямой угол книгой, из одного крыла были видны окна другого. По вертикали — восемь подъездов с лифтами, по горизонтали — восемь этажей, на пересечении — лестничные клетки с квадратными окнами. Как заполняли этот кроссворд? Какими судьбами?
Жильцов, как семечек в арбузе, но Савелий Тяхт всех знал в лицо. После смерти матери на него напала странная болезнь, которая не отпускала его от дома дальше, чем на сто шагов. Точно чья-то рука очертила невидимый круг, за которым Савелия Тяхта сковывал дикий страх, он покрывался холодным потом и в панике возвращался. Круг стягивал его железным обручем, вынуждая обитать внутри, словно зверя — в вольере. «Социофобия, − приговорил врач, живший этажом выше, с которым они выпили две бутылки водки и выкурили две трубки — сначала у него, потом у Савелия Тяхта. — Мира боишься». Чтобы не умереть с голоду, Савелий Тяхт утроился управдомом. Днём был постоянно на виду, что не давало с головой уйти в болезнь. А ночью вёл домовые книги, куда записывал коммунальные истории, окидывая дом внутренним оком, точно заполнял его крестословицу. И ему казалось, что болезнь отступит вместе с последним, правильно подставленным словом, и тогда её можно будет выбросить, как разгаданный кроссворд.
Дементий Рябохлыст из третьего подъезда был начальником, от постоянного беспокойства отводившим душу на подчинённых. Но в постели играл в ребёнка.
— Нехорошие дяди чуть не задавили меня сегодня на своих «бибиках»! − обиженно сюсюкал он.
— Бедняжка, иди скорей к мамочке!
И Дементий Рябохлыст залезал на жену, как на ледяную горку. Он был грузный, быстро уставал и соскальзывал набок животом. Откинувшись, он часто дышал, задирая голову, пока жена подсовывала подушку. Поцеловав мужа в лоб, она заботливо укрывала его одеялом, ждала, пока не заснёт с блаженной улыбкой, как младенец, причмокивая во сне. Тогда, запахнув халат, шла на кухню и, закурив, прислонялась через кулак к холодному стеклу, долго рассматривая темневшие окна.
