Просто кислорода в городе
Не хватает мне, задыхаюсь я
Без тебя…
Я выключила плеер. Мало того, что там закачана какая-то ерунда, которая сейчас окончательно раздавит мое убитое горем сознание, так еще и этот урод напротив решил меня достать своей болтовней.
— Я не понимаю по-немецки, я не говорю по-английски, отвалите от меня, пока я вас не послала по-русски, — устало выдохнула я на родном языке. Улыбаться нет сил.
— О, ты есть русский? — оживился парень. — Я учить русский школа. Но плёхо. Очень плёхо. Smile, please. — И добавил по-немецки: — Тебе бы пошла улыбка. — Опять перешел на англо-русский: — Tea. Пожалуйста. Tea, sugar, lemon. Drink. Пожалуйста.
— Что вам надо от меня? — смилостивилась я над несчастным, перейдя на знакомый ему язык. — Если вы хотите меня ограбить, то у вас ничего не выйдет. Кроме документов у меня с собой ничего больше нет. Что вам надо?
— Боже! Какое счастье! Мой русский так плох, что я бы не смог на нем полноценно общаться. Мне ничего не надо. Но мне бы не хотелось, чтобы ближайшие полтора часа сидящая напротив девушка рыдала и всячески портила мне настроение своим убитым видом. Пейте чай. Вы замерзли.
Я не отважилась поднять бокал. Мои руки так дрожали, что я рисковала не донести его до рта. Наклонилась над чашкой, пригубила слишком сладкий напиток.
— Я еду с похорон. Бабушка умерла. Знаете, я очень ее любил, но последний год мы не общались. Она всегда была для меня особенным человеком, а потом как-то так получилось, что мать поссорилась с теткой, семьи начали враждовать, а бабушка вот… Я даже ей не звонил, хотя часто вспоминал. Я не мог ей позвонить, хотя хотел. Тетка сменила квартиру, переехала в деревню. Хотя нет… Наверное, я не хотел. Я был обижен. А вчера, стоя у ее гроба, я мысленно просил прощение за то, что не звонил и мой эгоизм мешал быть с ней до конца.
— Соболезную.
Он молчал, видимо, ждал от меня аналогичного откровения. Я маленькими глоточками пила чай.
— Вы из России, да? У вас акцент.
Кивнула.
— Давно в Германии?
— Полгода.
— Меня Штефан зовут. Штефан Шолль. Я креативный дизайнер в рекламном агентстве. — Протянул мне руку.
Я пожала ее.
— Мария Ефимова. Журналист. — Содержанка и блядь.
Он широко улыбнулся, обнажая белоснежные крепкие зубы.
— Первый раз вижу рыдающего журналиста. Мне всегда казалось, что они такие прожженные и толстокожие, что их ничем нельзя достать.
— Я тоже впервые вижу дизайнера, который выбрит и ухожен. Обычно это нечто обросшее и вонючее, похожее на шимпанзе, — тут же ехидно огрызнулась я.
Штефан ухмыльнулся.