— Да не думай об этой потаскушке, — гневно сказал она. — Просто она хочет так привлечь к себе твое внимание.
Похоже, ей действительно стало обидно за своего Джонни. Как это девка посмела пренебречь им!
— Да пропади они все пропадом, — махнул он рукой. — Утомили, ей-богу. А теперь, когда я больше не пою, поклонницы вовсе оставят меня в покое. Они ведь слетаются на песни, а не ради моих прекрасных глаз, сама понимаешь. Глаза у меня как раз самые обычные.
Она возразила со знанием дела:
— В жизни ты всегда выглядел лучше, чем на снимках.
Джонни не принял ее лояльности:
— Скоро я стану совсем толстым и лысым. Если фортуна не подвернется мне в этот раз, если на последней картине не получу «Оскара» — хана, можно идти в подручные к пекарю. А в кино послать сниматься тебя — ты куда лучше смотришься.
Она выглядела вообще-то на свои тридцать пять, никак не меньше. По голливудским меркам это все равно, что сто. Толпы длинноногих, роскошных, юных девиц заполняли этот город, и казалось, их молодость непроходяща, хотя век каждой в отдельности был почти так же короток, как жизнь бабочки-однодневки: год, максимум два. Иные из залетевших сюда пташек были так диковинно прекрасны, что дух захватывало, но лишь до поры до времени, пока азарт погони за карьерой не высушивал яростным огнем живые черты. Соперничать с кинодивами простым смертным женщинам было нереально. Обаяние, ум, воспитанность, манеры — все утрачивало цену перед нашествием вечной молодости и красоты. Может быть, каждая из них в отдельности имела изъяны, но подавляло то, что их было бессчетное множество. И любая пошла бы следом за Джонни, стоило ему пожелать — Вирджиния давно осознала это. Так что его комплименты немногого стоили. Он любил говорить приятные вещи, надо отдать ему должное. Даже достигнув голливудских вершин, он не считал зазорным для себя польстить любой случайно оказавшейся рядом даме, подать руку, распахнуть перед нею дверь или хотя бы поднести огонь к сигарете. А поскольку все другие люди с готовностью делали все то же самое для него, жесты внимания оказывали неизгладимое впечатление на «звездочек», до которых он любезно снисходил. Причем любезным он оставался даже с теми, с кем проводил лишь одну ночь, не пытаясь толком познакомиться.
Она дружески улыбнулась в ответ на его комплимент:
— Ты как-то уже польстил мне, Джонни, и я поверила — на целых двенадцать лет. Так что я достаточно хорошо тебя знаю, можешь не любезничать зря.
Он со вздохом вытянулся во всю длину дивана:
— Да нет, Джинни, кроме шуток, ты выглядишь прекрасно. Кабы мне так.