- Ваньша, проводи Веру, - приказала мать дикарю. – Ужотка смеркает, не приведи господь встретить ей кого из наезжих кавказских бусурман. У вас, небось, тож они есть?
Иван Всеволодович упруго поднялся, пропустил по ступенькам дорогую гостью.
- Нет, у нас другие – мелкие и жёлтые.
- Как это? – удивилась мать. – С чего это они?
- Да мандаринов много едят, китайских, - пояснил сын, улыбаясь и радуясь, что зачахлое было настроение исправилось.
- Это что ж тогда, - вмешался отец, - выходит, мы – большие и белые, потому что картошку с молоком едим?
- Точно! – ещё больше развеселился сын, отстоявший холостячество, и все вослед рассмеялись, радуясь наступившей взаимной симпатии и умиротворённости.
Уходя, Иван Всеволодович оглянулся, увидел, что мать заняла его место, тесно прижавшись к отцу и с надеждой глядя на молодых, и у него в который уже раз сжало сердце от любви к родителям, лучшим и самым дорогим людям на всём белом свете.
Пошли рядом, нога в ногу, парой, но порознь. «О чём же с ней говорить?» - искал связующую нить разговора несостоявшийся жених. – «Мы абсолютно на разных уровнях: и по возрасту, и по мировоззрению, и по профессии, даже по характеру… нет, в характере, пожалуй, больше общего, сангвинического, и тем сложнее столковаться. Чёрт! Хоть бы подсказала, а то шагает рядом словно тень», - Иван Всеволодович украдкой искоса взглянул на спутницу, - «тёмные глаза уставились в темень, будто и нет зрачков вовсе, и ничего в них не прочесть».
- У вас благородная профессия, - начал он бодро как с заведомо младшей и пока недотёпой.
Она слегка улыбнулась.
- Я знаю, - ответила, не поворачивая головы, - нам всегда об этом напоминают, когда в очередной раз откладывают повышение зарплаты.
- Нет, нет, - заспешил он опровергнуть притворство, стушевавшись и чувствуя, что заехал не в ту колею. – Я на самом деле так думаю: вы сеете разумное, ясное, прививаете любовь и уважение и дарите свет и надежду, разве не так?
Она всё же повернулась к нему, взглянула, слегка приподняв ровные дуги бровей.
- Как вы хорошо сказали.
«Так», - удовлетворённо подумал Иван Всеволодович, - «одну дырку в разделяющем занавесе удалось протаять».
- Давно вы сеете, прививаете и дарите? – потянул, как ему казалось, за удачно выбранную ниточку, но Вера стёрла улыбку и заштопала дыру, услышав в небрежно заданном вопросе иронию.
- Второй учебный год, - ответила сухо.
- Освоились?
- Привыкла, - и ни оттенка эмоций, словно работает не два, а все двадцать лет, словно отвечает на анкету.
- В пединститут пошли наверняка по призванию?