«И дружба здесь бессильна и года
Высокого и огненного счастья…»
Да, «душа должна быть свободна и чужда медлительной истоме сладострастья», и на этом закроем последнюю страницу недописанного приключения.
Конечно, притягивает в нём таинственная неизвестность человека не её круга: геолог, тайга, горы, океан, камень… Как же она в суматохе забыла взять с собой оберег? В Иване Всеволодовиче масса достоинств: большой, основательный, умница, добряк, хозяйственный, уравновешен, хотя и фантазёр… можно и дальше перечислять, но все достоинства перевешивает один-единственный недостаток: бродяга. Для него город – тюрьма, замок Иф, а она – плохой надзиратель: сбежит. Ей – в тайгу? Исключено! Или актриса, или жена, совместить эти роли не удастся. Значит, быть ей вечной бобылкой, замужем за театром. И жить одной, в ночной тоске, ой, как не хочется! Рвать черту, рубить стену? Нет, надо повременить. Так что, дорогой Иван Всеволодович, прощайте, не поминайте лихом! Хотя, почему сразу и замуж? Можно ведь и так встречаться изредка, когда удастся, не ущемляя свободы. Для актрисы – только так. Может, ещё раз брякнуть, поболтать по-дружески без острых углов? Разве нельзя остаться друзьями между двумя стенами. Нет, ему нужна нормальная сидячая баба, и нечего пудрить мозги хорошему человеку. Хватит, пора переключиться на другой канал. Она повернулась лицом к стене, пытаясь заснуть.
В Северодвинске, городе, построенном зэками на сваях и собственных костях, их никто не встречал, никому они не были нужны, хотя и имели направление в этот город, и страсть как захотелось сесть в обратный поезд. Дневные сумерки и мокрый снег усиливали это желание. Пришлось кое-как разместиться в вокзальном зале ожидания, так не похожем на башметовский, и отгородиться чемоданами от враждебного мира.
- Не дрейфь, братья славяне, иду на «Вы», - подбодрил вождь и исчез в поисках врага, подло не явившегося на встречу.
Славяне впали в вокзальную дремоту. Примерно через час вождь появился в сопровождении рыжей дамы в очках и с неприятным брюзгливо-злобным выражением заштукатуренного лица, задубевшего от постоянного общения с лживой творческой интеллигенцией и вдвойне лживой артистической братией.
- Мы ждали вас с вечерним самолётом, - проскрипела она то ли простуженным, то ли пропитым голосом сквозь ярко накрашенные губы, светившиеся словно стоп-сигналы в здешней темноте. Пирамидон виновато кашлянул, смущённо задёргал носовой грушей.
- Видите ли, нам противопоказаны авиалайнеры – наша заслуженная артистка не переносит полётов, особенно взлётов и посадок.