- Вам вообще никто не нравится, кроме себя, - ощетинилась Алёна, встав на защиту красавца, явно выделившего её из двух женщин. Вторая, проигравшая смотрины, подумала, что первая не совсем права, и есть всё же один человек, который ей нравится. – Есть, в конце концов, общественное призвание искусства, наш гражданский долг, который обязывает нести высокую культуру в массы самых отдалённых уголков страны.
- Вот и неси! – окрысилась эгоистка. – И мою долю прихвати, я разрешаю.
- Стоп, стоп! – пресёк капитан начавшуюся было свару в экипаже. – Стравливай пары на сторону.
- Это что ж, - вступил в распри всегда со всем согласный Влад, - возвращаемся с дырявым карманом? – Именно возвращения с любым карманом и хотела Мария Сергеевна. И тогда можно было бы успеть встретиться с тем, кто нравится, и окончательно и бесповоротно, без увёрток решить, что им нельзя друг без друга. – А у меня, к вашему равнодушному сведению – голодные дети! Двое! Одному позарез нужен скутер, а другой, кровь из носу, ноутбук. Подумаешь, распелись: искусство, массы, служение, долг! Я никому и ничего не должен. Смотаемся, тряхнём промёрзшее болото, получим бабки и - адью домой, хоть на лыжах.
- Знаете, я тоже такого же мнения, - подал голос и Стас. – Раз уж мы попали сюда, то не грех и посмотреть на здешние края. Может, когда-нибудь и хвастать будем, что побывали в Заполярье. Да и возвращаться не солоно хлебавши как-то не очень, чтобы очень.
- Так, - подытожил дискуссию предводитель, оставив своё мнение при себе, - поскольку мы постановили руководствоваться коллективным решением, то ставлю на голосование: кто за то, чтобы принять флотское предложение?
Руки подняли все, кроме Марии Сергеевны.
- Значит, я возвращаюсь одна, - она даже встала, словно уже направилась на обратные сборы.
- Сядь! – лицо трагика стало обрюзгшим, враждебным, а нос от негодования полиловел, отчётливо выделив красные прожилки. – Ты что, не понимаешь, что это – предательство? – ударил, не жалея, наотмашь, по-свойски.
Мария Сергеевна вспыхнула жарким румянцем обиды и стыда: никто ещё и никогда не посмел обвинять её в таком тяжком грехе.
- А вы разве не предаёте искусство, устраивая петрушечный балаган, не предаёте корифеев и классиков всех чохом, куроча их заветы и наставления ради кармана, не предаёте Станиславского с его учением искренности и реализма, разве не идёте осмысленно по пути профанации искусства? – предательница чуть не задохнулась от возмущения, даже слезинки выступили в уголках глаз. А ещё она по-женски знала, что лучшая защита – нападение.