И снова бежали, орали и стреляли, задыхаясь в пороховом дыму. Белоконь несся наравне со всеми.
Винтовка разорвалась у него в руках после первого же выстрела. Его почти не повредило, но сказать, что он отделался легким испугом, тоже было нельзя. Испуг после этого неожиданного взрыва перед глазами, тряхнувшего руки с такой силой, что кисти надолго онемели, был немалым. Без того поврежденный приклад брызнул в лицо щепой, и Белоконь почувствовал, как лоб и щеки заливает кровь. Его лишь оцарапало, и к большому шраму на щеке прибавилось еще пару мелких порезов на брови и скуле. Оставалось мчаться дальше и вопить еще неистовее. Впереди и вокруг были дым и спины солдат, в руках – наган. Белоконь кричал, что все равно всех убьет и щелкал быстро опустевшим револьвером.
С головой творилось что-то ужасное – после разрыва винтовки перед глазами сверкали длинные белые искры. Белоконя вело в сторону. Нужно было бежать, а он уже еле шел. Нужно было хотя бы идти, а он полностью потерял ориентацию в пространстве и бродил зигзагами, то и дело натыкаясь на несущихся штрафников. Казалось, что штрафники постоянно меняют направление. Удивительно, но они его не подстрелили. Потом стало не до них. Белоконь стоял на коленях среди покрытых золой тел, его рвало в каску. Мимо него бежали, через него перепрыгивали, но не задавили.
Батальон Титова полег на поле боя вместе со своим командиром. Немцы оградились от штрафников сплошной стеной огня. Наступающих выкашивало шрапнельными минами, бегущих назад расстреливали особисты. Белоконь терял сознание и захлебывался рвотой среди трупов, поэтому о том, что произошло во время прорыва, он не мог ничего сказать – потому как ничего не увидел. Атака вообще выскользнула из его памяти – он помнил лишь то, что случилось с винтовкой, свою каску и доводящий до безумия грохот со всех сторон. При попытке вспомнить что-либо еще его начинало тошнить, поэтому он даже не пытался.
После штрафбата Титова настал черед гвардейцев. Это были свежие, сплоченные и хорошо вооруженные силы. Вперед двинулся знакомый полк – кулак, который должен был пробить оборону фрицев. Атакующие шли по трупам штрафников и уже не встречали такого серьезного сопротивления, как первая, обреченная на гибель, волна.
С какого-то момента они вообще перестали встречать сопротивление. Фашисты расступились и дали мнимым триумфаторам влиться в «колечко», подойти на помощь измученным полкам. Коридор в глубь немецкой обороны, который красноармейцы должны были прорубать весь день, а может, и часть ночи – предполагалось, что сражаться придется за каждый метр, – образовался сам собой еще утром. Его нужно было срочно укреплять линией обороны, перпендикулярной немецким позициям.