Она стояла у кухонной раковины, сложив руки на груди, и, казалось, никак не могла взять в толк, с чего бы мне выдумывать такую экстраординарную историю. Потом взяла мобильный телефон, позвонила Линде. По мере того как та говорила, глаза Мэдди всё больше округлялись, а лицо бледнело. Как только разговор закончился, Мэдди рухнула на табуретку и уставилась на меня.
— В этом весь ты!
— В чём?
— Я мучаюсь, копаюсь в этом дерьме, а ты просто стираешь память — и готово!
— Ну прости.
— Господи, а как же дети? Как будто им мало несчастий из-за нашего развода, так теперь папаша вообще их не узнает!
Она едва не плакала, и мне жутко хотелось её утешить, но, если верить языку тела, мне не следовало сейчас лезть к ней с объятиями.
— Врачи считают, что у меня есть шанс поправиться, хотя, кажется, они так и не понимают, что произошло.
— Дети скоро придут из школы. Что я им скажу? Тебе нельзя здесь оставаться — они на всю жизнь перепугаются.
— Понятно. Тебе виднее, что для них лучше.
— Да, и тут ничего не изменилось. — Но, заметив мою растерянность, она смягчилась. — Извини. Просто…
— всё нормально. А куда можно выбросить чайный пакетик?
— Туда же. Ой, ну да, открой вон ту дверцу. Так непривычно…
— Ух ты, как здорово придумано — крышка поднимается, когда открываешь дверцу. В самом деле отличная кухня.
— Я в суде сначала подумала, что ты не в себе. Всё время пытался поймать мой взгляд, зачем-то махал руками.
— Прости, но это вполне нормально — хотеть познакомиться со своей женой, прежде чем развестись.
— Боже правый, но ты же был под присягой — ты поклялся говорить правду.
— Я и говорил правду — что не могу вспомнить.
— Так… Всё равно не понимаю. Ты что, в прямом смысле нас не помнишь? Вообще ничего?
— Ну, не совсем.
— Как это?
— Недавно пара эпизодов всё же всплыла в памяти. Я помню, как у нас палатка упала во время путешествия по Ирландии и как ты делала объявление по радио в поезде.
— Точно, нас ещё за это ссадили с поезда.
— В Дидкот-Парквей.
— Нет, это было в Илинг-Бродвей.
Я не стал спорить, хотя дело определённо происходило в Дидкот-Парквей.
— Но это всё. Да, ещё как-то ночью мне снился кто-то по прозвищу Бэмби.
Мэдди слегка зарделась, но промолчала.
— Эй, ты его знаешь, да? Кто этот Бэмби?
— Ты меня когда-то так называл. Много лет назад, когда мы ещё учились в университете.
— Бэмби?
— Ты говорил, что у меня такие же глаза. И я, дура, на это купилась.
— Но это же мужское имя, нет?
— Да, и ещё так зовут олененка. И я была на него похожа.
— Теперь ясно… Рискуя быть бестактным, всё же замечу — у тебя очень красивые глаза.