После ужина я спустился вниз в девятом часу. Слабый, но надежный бриз был пропитан росой, и потемневшие сырые паруса старались поймать всю его двигательную силу. Мерцала ясная, звездная ночь, и тусклые, темные пятна — разбросанные островки — медленно плыли навстречу низким звездам. С левого борта был большой остров, довольно отдаленный и внушительный, затенявший широкий простор неба.
Открыв дверь, я увидел себя самого, разглядывающего карту. Он вышел из своего угла и стоял перед моим столом.
— Достаточно темно, — шепнул я.
Он отошел и прислонился к моей койке, спокойно глядя перед собой. Я сел на кушетку. Нам нечего было сказать друг другу. Над нашими головами шагал взад и вперед помощник, державший вахту. Потом я услышал, как шаги зазвучали быстрее. Я знал, что это значит. Он направлялся в кают-компанию, вскоре за моей дверью раздался его голос:
— Мы подходим к берегу, сэр. Кажется, земля совсем близко.
— Хорошо, — сказал я, — Сейчас выйду на палубу.
Я ждал, пока он вышел из кают-компании, потом встал. Мой двойник тоже тронулся с места. Настало время обменяться последними словами, по-прежнему шепотом, — так мне и не суждено было услышать его голос.
— Слушайте… — Я открыл ящик и вынул три соверена, — Возьмите это. Я получил шесть. Я отдал бы вам все, но мне нужно оставить немного денег, чтобы купить команде фруктов и овощей с туземных лодок, когда мы будем плыть Зондским проливом.
Он покачал головой.
— Возьмите! — настаивал я отчаянным шепотом, — Никто не может сказать, что…
Он улыбнулся и многозначительно похлопал себя по единственному карману пижамы. Действительно, место было ненадежное. Но я извлек свой большой шелковый носовой платок и, завязав три золотых монеты в уголок, протянул ему. Вероятно, он был тронут: он взял его, наконец, и быстро обвязал вокруг талии, прямо на голое тело под пижамой.
Наши глаза встретились. Прошло несколько секунд, потом, все еще не отводя от него взгляда, я протянул руку и потушил лампу. Я вышел в кают-компанию, настежь распахнув дверь своей каюты.
— Стюард!
От избытка усердия он все еще возился в буфетной, в последний раз перед сном перетирая судки из накладного серебра. Стараясь не разбудить помощника, каюта которого находилась напротив, я говорил вполголоса.
Он с беспокойством оглянулся.
— Сэр?
— Не можете ли вы мне принести горячей воды из камбуза?
— Боюсь, сэр, что огонь уже давно потух.
— Ступайте и посмотрите.
Он взбежал по трапу.
— Ну! — шепнул я громко… слишком громко, пожалуй, но я боялся, что не смогу выдавить ни одного звука.
В одну секунду он очутился подле меня. Две фигуры капитана проскользнули мимо трапа… крохотный темный коридор… откатившаяся раздвижная дверь. Мы были в парусной каюте и ползли на коленях по парусам. Внезапно мне пришла в голову одна мысль. Я увидел самого себя, бредущего босиком, с непокрытой головой, а солнце ударяет в мой темный затылок. Я сорвал свою широкополую шляпу и в темноте стал напяливать ее на мое второе «я». Он отшатнулся и молча отстранил меня. Интересно, что подумал он обо мне. Потом он понял и неожиданно сдался. Наши руки ощупью встретились и замерли на секунду в крепком пожатии… Ни одного слова не было сказано нами, когда они разъединились.