— Живее, Рита! — крикнул муж снизу. Дверь закрылась с таким грохотом, что Кевин и Мерисол высунулись из машины. Значит, пора. Я взяла рюкзак и на секунду задержалась перед зеркалом, чтобы перекинуться с собой словечком. «Только держись», — сказала я как можно громче.
Через три дня все закончится.
Я хотела верить, что так и будет.
* * *
В машине меня охватил такой страх, что не вздохнуть. Во рту — привкус железа, будто горло схватили ржавыми ножницами. Кевин и Мерисол, прибитые молчанием отца, сидели сзади, как тени. В зеркальце я видела — Кевин прислонился головой к окну. Красивый мальчик, с прямым носом и крепким подбородком, как у Алекса, с материнскими темными волосами и оливковой кожей. Я представила, как наши глаза встречаются, как с заговорщицкой улыбкой Кевин вручает мне конфету… Бесполезно. Сейчас я кажусь Кевину грубой и неуравновешенной.
Мерисол отстегнула ремень безопасности. Она такая маленькая для своих семи лет, что с легкостью проскользнула между передними сиденьями и положила голову отцу на плечо. Она теребила отца за ухо, потом стала поглаживать его щеку. У меня чесались руки оттолкнуть ее и самой прислониться к плечу Алекса. Малышка Мерисол. Вспоминаю себя — и эти последние недели. Они не были легкими для нас обеих. У нее прозрачные пустые глаза и спутанные на затылке волосы.
Мне кажется, Алекс ведет машину осторожнее, чем всегда. Он ни разу не превысил скорость, смущенно включает сигнал поворота — как подросток на экзамене по вождению. Обычно Алекса не волнуют все эти мигалки, если нет крутых поворотов и не везет пассажира. Сегодня решил, видно, что в семье хватит и одного преступления.
Мы съехали вниз по склону крутого холма. Я вдруг почувствовала противоестественность происходящего. Мне приказано появиться в этом месте, в этот день — и я подчиняюсь. Когда все мои инстинкты, все мое нутро кричит — «нет!»
Мы на месте. Мы. На. Месте. Бергенская окружная тюрьма — прямо посреди оживленной улицы. Я ожидала увидеть пустую дорогу, длинную и в ухабах, так что зубы стучат при езде от страшной тряски. Здание, квадратное и приземистое, выглядит безжалостно казенным. По обе стороны дорожки, ведущей ко входу, — цветы.
Я поцеловала Алекса, прежде чем выйти из машины. Утром он не побрился, так что щетина наверняка придала поцелую незабываемую остроту. Мне хотелось, чтобы он подошел, крепко обнял меня и сказал, глядя в глаза, что любит. Он осмотрел меня, как случайную попутчицу, которую высаживают у светофора, взял большим и указательным пальцем за подбородок и поцеловал в лоб. В лоб! Мне нужно было удрать, как только машина остановилась. В ту же секунду.