– Слав, а может, их обоих забрать? А что, наложить ей матрицу на мозг, как и ему, и пусть летает в каком-нибудь из наших флаеров. И им легче, и нам. Наташа вон летает, воюет, а ведь никогда не была пилотом или стрелком! И эта женщина сможет. Не хочется мне их разлучать…
– Хм… не знаю. Может, ты и права. – Слава утер с лица капли растаявшего снега. – Подумаем. Понимаешь, Натаха совсем другая, она бой-баба, считай, мужик в юбке. А это женщина… Куда поедем сейчас? Слушай, а давай заедем к одному ветерану Отечественной, он тут рядом где-то живет, на этой улице! Герой Советского Союза, орденоносец, то ли сорок самолетов сбил, то ли шестьдесят! Я где-то даже читал про него. Интересно было бы посмотреть и поговорить – как он отреагирует. Ему сейчас должно быть под сто!
– Слав, ты сам-то понимаешь, что говоришь? – Лера грустно поджала губы. – Он был когда-то героем, а сейчас небось в маразм впал! Я знала одного из ветеранов – он напивался и начинал жену и дочь гонять. Кричал: «Я кровь проливал!» И с ножиком за ними гонялся. Сам дедок такой мелкий был – соплей перешибешь, а гонору – ужас. Его все в подъезде боялись. Сколько ни забирали в милицию, всегда отпускали через несколько часов, и он опять хулиганил – ветеран же, кто тронет?
– Лер, не путай ты мягкое с теплым, ветераны тоже разные бывают. И старики разные. Я знавал таких мудрых стариков, что диву давался. И встречал… в общем, давай-ка посмотрим на этого ветерана. В крайнем случае, просто дадим ему денег – типа, спонсоры, и уйдем. Если уж он совсем никакой…
Они уселись в автомобиль, назвали водителю адрес, и тот снова покатил по улице вниз, под горку, к бывшему оврагу, который когда-то засыпали и построили на нем дома.
Дом, в котором жил ветеран и герой, ничем не отличался от того, в котором проживал герой афганской войны, – для государства эти люди были равны по своей значимости. То есть одинаково не нужны. Слава грустно вспомнил фотографию в какой-то газете, где ветеран в своей квартире примерз к полу живьем. Его тогда охватили бессильный гнев и желание взять и перебить всех чиновников. Вероятно, так и начинаются революции – власть полностью забывает о своих подданных, упивается хапаньем и пожиранием нахапанного.
Впрочем, у этого ветерана была вполне ухоженная квартира – новые обои, новый линолеум, хорошая обстановка в доме. Несмотря на то что он жил один, всюду чувствовалась женская рука. Как и у предыдущего ветерана, дверь открылась сразу, без вопросов – кто там? – и сложных переговоров через щель. Старик, который их встретил, был сухим, как старый вяз. Его высохшие руки, оплетенные крупными венами, чем-то напоминали руки Славы – широкие, когда-то такие же мощные, только теперь уже изломанные болезнью и временем. Он посмотрел на пришельцев ясными серыми глазами и слегка дребезжащим голосом сказал: