Обезглавив, ощипав и выпотрошив жертву, бездомный человек дожидался сумерек.
С наступлением темноты улицы Ненуженска вымирали. Жуткими провалами чернели микрорайоны, подвергнутые плановому отключению. На перекрестках пустынных улиц мигали редкие исправные светофоры.
Перед памятником воинам-освободителям трепетал чахлый язычок вечного огня.
Бомж присаживался на корточки перед этим уютным костерком в центре города и поджаривал нанизанную на арматурину тушку птицы. Приятно пахло палеными перьями, ароматом свежего, скворчащего сала.
Отсветы огня метались по бронзовым лицам воинов, чередуясь с глубокими насыщенными тенями. С некоторым удивлением и гримасой разочарования глядели они с высоты пьедестала на своего потомка. Они заблуждались, думая, что умирают за светлое будущее. Будущее наступило. И оно не было светлым. От будущего исходил мерзкий запах предательства и нищеты. Для наступившего будущего они были лишь тенями заброшенного, неохраняемого мемориала. Ни жизни, ни подвиги, ни смерти их не были нужны этому будущему.
Да и вечный огонь не был вечным.
И он, как обычная газовая плита, затухал, когда за неуплату братья из суверенной страны перекрывали соседям нитку газопровода.
Общая страна была расколота, как тарелка в домашней ссоре. Бездомный человек был лишь одним из миллионов крошечных осколков, до которых никому не было дела.
Бронзовые солдаты были убиты посмертно. Инфаркт разорвал их бронзовые сердца.
С поджаренным голубем бомж уходил во мрак парка, к своему логову. Усевшись на ствол карагача, урча от наслаждения, он впивался гнилыми зубами в нежное, хотя местами и сыроватое, мясо.
— А тебе нельзя, — дразнил он Митька, — трубчатые кости собакам вредны.
Митек о таких тонкостях не подозревал.
Впрочем, трубчатые кости вредны только для домашних псов, а таким бродяжкам, как Митек, они очень даже полезны.
После не сытного, но вкусного ужина бомж и пес шли по аллее с разбитыми фонарями к поливочным фонтанчикам утолить жажду и полить лишней влагой дичающие за неуходом розы.
Вернувшись к поваленному карагачу, они долго смотрели в просветы деревьев на звезды и философствовали. Человека в лохмотьях утешала мысль о сиротской доле его планеты. Земля, если разобраться, тоже бомж в этом сияющем холодными огнями мегаполисе космоса.
Побеседовав на эту тему с Митьком, человек шел спать. Открыв люк, он всякий раз приглашал пса. Но тот — боялся то ли замкнутого пространства, то ли темноты, то ли не позволяла собачья гордость — в колодец не лез.
Дождавшись, пока человек закроет изнутри свою теплую могилу, пес с важным видом ложился на люк.