Там, где появлялись эти подводные хищники, они сеяли смерть, отчаяние и ужас; после себя они оставляли плавающие обломки или пылающие корпуса судов.
Серые тела лодок всплывали, и зоркие безжалостные глаза следили за тем, как гибнут люди. Судно погибло, но кому-то удалось спуститься в шлюпку; у горстки моряков есть надежда на спасение. Хищник бросается вперед. Слышатся пулеметные очереди, и вот полузатонувшая шлюпка уже наполнена трупами… А это кто еще плавает, держась за спасательный круг? Стреляй в него! Никто не должен остаться в живых. Свидетелей не будет. Национальность лодки неизвестна!
И снова, отбрасывая зловещую тень, бесшумно скользит под водой огромная стальная акула.
Моряки всех стран проклинали и немцев и англичан.
Торговля и судоходство замирали. Почти ежедневно приходили радиоизвещения о том, что на «широте такой-то, долготе такой-то встречена плавающая мина»; «пароход «Берген» взорвался недалеко от порта Мальме»; «пропал без вести теплоход «Сириус»»; «не вернулась в порт парусно-моторная шхуна «Омега»»…
Хмурился капитан Дрозд; задумчиво заложив руки за спину, прохаживался по палубе Чумаков. Ежедневно по судну раздавались звонки громкого боя и в репродукторах звучал голос радиста: «Водяная учебная тревога, водяная учебная тревога! Пробоина в районе трюма номер два!» Встревоженные люди разбегались по местам, готовили пластыри, шлюпки к спуску, подтаскивали цемент и доски…
Но, несмотря на эту напряженную обстановку, на судне сохранялся обычный порядок морского плавания: менялись вахты, повар готовил на камбузе, Микешин каждое утро проверял чистоту помещений, шли занятия кружков, выходила стенгазета…
Спустя трое суток после выхода из Ленинграда «Тифлис» подошел к Свинемюнде, взял лоцмана, и тот повел теплоход дальше по реке до Штеттина.
Утро выдалось солнечное, свежее. Приятно было смотреть на белые домики под красными черепичными крышами, на сочную зелень по берегам, на гладкую, сияющую от солнечных бликов реку. Ничто в этой картине, полной спокойствия, не напоминало о войне.
Но вот «Тифлис» замедлил ход и начал огибать колено реки.
— Смотрите, Виталий Дмитриевич, — с тревогой сказал Микешин, трогая капитана за локоть.
По обоим берегам, плотно прижавшись друг к другу, стояли военные суда под зловещим флагом с черной свастикой. Крейсеры, эсминцы, тральщики, подводные лодки… Никогда ранее не видел Микешин в этом месте такого большого скопления судов. Расчехленные пушки угрожающе поднимали стволы к небу. «Тифлис» самым малым ходом проходил совсем рядом. И хотя Советский Союз сохранял дипломатические отношения с Германией, руки не поднимались салютовать фашистскому флагу. Но хочешь не хочешь, а салютовать нужно. Каждое торговое судно, независимо от национальности, обязано приветствовать военный корабль другой страны. Так гласят международные правила. Поэтому матрос на «Тифлисе» непрерывно спускал и поднимал флаг. Медленно ползли вниз и флаги со свастикой. Офицеры толпились на мостиках кораблей и с нескрываемым любопытством смотрели на советское судно. Было что-то в этом любопытстве необычное: насмешливое, недружелюбное.