— Эй, дракон! — закричал отец да Силва. — Что ты здесь намазал! Разве это феникс? Да это куль картошки! Десять раз прочтешь «Отче наш» во время трапезы.
Это было тяжелое наказание, потому что «Отче наш» нужно было читать по-латыни. «Нанкин»… «Тайпин»… Ю еще ниже склонил голову.
— Здорово я устраиваю свои дела, брат да Силва! — радостно воскликнул Салливен.
— Признаюсь, — восхищенно сказал отец да Силва, — господь обогатил вас разумом и уменьем!
— То есть, попросту говоря, мне чертовски везет! Слушайте дальше! Сегодня является этот исчезнувший Фу и требует мальчика. Так я и отдам ему мальчика!
— Да вы же отдали!
— Отдал.
— Чего же вы хотите?
— Господь сбил вас с панталыку, брат да Силва, и ничем особенным не обогатил. Вот вы и командуете шестнадцатью идиотами.
— Да простит вас господь, — вздохнул отец да Силва, — удивительная у вас для духовного лица манера разговаривать!
Услышав про Фу, Ю насторожился за стеной. Это было в садике после «Ангелюса»[32], когда воспитанники должны были отправляться на покой. Проходя в ученическую спальню, Ю услышал голоса.
— Объясните, брат Салливен, что же вы сделали с мальчиком?
— Продал! Продал, а не отдал!
— Как?! Совсем?
— А вы хотели бы, чтоб я продавал его по частям?
— Брат Салливен! А община?
— Бросьте, брат да Силва! В том-то и дело, что я умею устраиваться. Я прошел хорошую школу, когда служил в кавалерии Соединенных Штатов на мексиканской границе. Ни одна живая собака ни черта не будет знать! Да простит меня господь!
— Однако, брат Салливен, это уже переходит всякие границы. Вчера вы хотели отдать его капитану Уорду, сегодня вы продаете его этому язычнику Фу…
— Что делать? Такова страна. Здесь дети — товар. Уорду он не понравился, а Фу дает деньги… А интересно полюбопытствовать, какая польза будет святой католической вере от ваших болванов, которые мрут от тупости?
— Но если он не захочет уйти?
— Не захочет? Да он убежит от вас с наслаждением, брат да Силва! Впрочем, это уже ваше дело. Мое дело было предложить. Подумайте хорошенько.
Ю пришел в спальню мрачный.
«Фу? Опять лавка? Вечный страх, побои, угрозы… Убьют… Зарежут…»
Потом всплыли в памяти все те же слова: «Тайпин»… «Нанкин»…
Тринадцатилетний Ю давно уже не испытывал такого ужаса. Перед сном он попытался обратиться к всемогущему господину Иисусу. По китайскому обычаю, он написал свою просьбу на клочке бумаги и сжег ее на свечке.
«Господин Иисус», как и обычно, не отвечал и не интересовался китайскими делами.
Ю проворочался всю ночь с боку на бок. Наконец он решил не дожидаться утреннего колокола.