Бабур (Звездные ночи) (Кадыров) - страница 2

Да, Бабур был сыном своей эпохи, изведавшим суровую длань ее законов и во многом подчинявшимся ее установлениям и нормам. Слагаемые его жизни — походы и войны, громкие победы и сокрушительные поражения, жалкие рубища изгнанника, скитальца и пышные одеяния триумфатора — венценосца. Потеряв родной Андижан, он утверждался в Самарканде; потеряв Самарканд, воцарялся в Кабуле.

Утратив надежды на объединение раздробленного, поделенного между ханами Мавераннахра, он добивается успеха на чужбине, в захваченной им Северной Индии.

Судьба неукротимого шаха Бабура запечатлена на скрижалях истории, судьба поэта Бабура скрыта в его лирических стихах.

и. Кадыров не идеализирует своего героя. Он исследует характер в его психологической раздвоенности, в борении светлых и мрачных начал души. Весь роман пронизан спором о Бабуре и его деяниях, контрастами мнений. От панегириков до хулы, от восхваления «справедливого шаха» до обличений и проклятий.

А истина? Она в самой пестроте оценок, в чересполосице добра и зла.

Даже многоопытный историк Хондамир и тот пребывал в растерянности перед феноменом Бабура. Его суждение столь же парадоксально, сколь и проницательно: «То, что происходило, между Алишером Навои а Хусейном Байкарой, у Бабура бушевало в сердце — одном сердце одного и того же человека».

Действительно, гератский султан Хусейн Байкара то приближал к себе гениального поэта, то подвергал его опале, то жаждал его наставлений, то гневался на них. Бабур же словно сконцентрировал в себе самом извечные антиномии власти и творчества, бездушия и человечности, став чем-то вроде раздробленной страны, где идет жестокая междоусобица.

Перед нами встает образ искусного, расчетливого дипломата и воителя, умевшего использовать выгодный шанс, играть на разногласиях своих соперников, привыкшего повелевать, познавшего вкус господства над подданными. Не зря же он саркастически восклицал в своих исповедальных стихах:

Мне надо, чтобы все, мой слушая приказ,
Лежали предо мной, поднять не смея глаз.
Чтоб дотянуться мог я до всего рукой,
Чтоб злато в мой чертог всегда текло рекой.

Движение сюжета передает эту страсть героя к самоутверждению, эту энергию его воли, эту череду испытаний, в которую был вовлечен он сам и бестрепетно вовлекал других. Удары по заговорщикам, изнурительные битвы с кочевниками Шейбани-хана, державные мечты об овладении Самаркандом, о завоевании Индии. Но если для свирепого, одержимого манией величия Шейбани военные победы были фетишем, венцом усилий, конечной целью, то Бабур чем дальше, тем болезненнее осознавал их призрачность. Ведь лихорадка сражений убивала иные замыслы. Она не оставляла ни времени, ни средства для созидания, для следования заповедям Улугбека, в Навои. Как ни эфемерны такие понятия, как наука, поэзия, красота, как ни бесплотны они в сравнении с золотом, оружием и прочими богатствами, но и «без них чего стоит власть?».