— Сзываете нищих, как цыплят на крупу! Скажешь, эта тоже из выжших?
— Надоела ты мне со своими «выжшими»!
И вот Соня ходит с нами по коридорам в первую перемену и во вторую. Внимательно слушает наши разговоры и шутки. Один раз даже засмеялась на что-то смешное. Сама молчит. Варя предложила ей конфетку, но Соня отказалась наотрез, даже головой помотала — не хочет.
— Пожалуйста, возьми… — уговаривает Варя своим низким голосом, добрым и густым, как сливовое варенье ее бабушки, Варвары Дмитриевны. — Возьми, у меня еще есть.
Соня вдруг говорит — не робко, не застенчиво, а так, словно гвозди вколачивает:
— Мне мама запретила. «Хоть что-нибудь, хоть пустяк, все равно, говорит, не бери. Не обязывайся».
— У тебя умная мама! — хвалит Люся Сущевская. — «Не обязывайся»! Можно, я это слово запишу?
— Пожалуйста… — сконфуженно разрешает Соня. — Только не пиши, что это я рассказала. Что это моя мама…
— Нет, нет! — успокаивает ее Люся. — Мне просто это слово понравилось, я его запишу. «Не обязывайся»! Моя мама тоже часто говорит: «Ничего у богатых брать не смей!» Только, Соня, ведь мы-то здесь не богатые, мы свои. И мы друг от друга принимаем, угощаем одна другую.
На большой перемене Соня вместе со всеми пансионерками уходит завтракать в институтскую столовую.
Все мы сегодня какие-то кислые. Я — из-за Сониных тайн. Другие — из-за того, что я кислая. А у Люси Сущевской, мы это чувствуем, еще какая-то своя неприятность. Вчера она была веселая, обещала сегодня угостить нас шоколадом, а не угощает!
— Да-а-а, — вдруг говорит Люся, — от богатых добра не жди. Они все жадины!
Помолчав еще с минуту, Люся неожиданно выпаливает:
— Девочки, простите меня! Я вас обманула…
— Ты — нас?
— Ну да! Кто обещал вам плитку шоколада? Я вчера обещала. И обманула. Как последняя шаромыжница!
Слово «шаромыжница» кажется нам смешным, неожиданным.
Мы смеемся, и сама Люся громче всех.
— Понимаете, — говорит она уже обычным своим веселым голосом, — мне вчера должны были заплатить за урок за целый месяц: пять рублей!
— И не заплатили? — сочувственно ахает Катенька.
— Обманули, шельмы! Я готовлю в гимназию дочку кондитера Кохановского. У них при кондитерской еще и кафе. Урок шикарный. Пять рублей в месяц — заниматься с девочкой ежедневно по часу. Как прихожу — сейчас мне подают стакан «бялой кавы» (кофе с молоком) и миндальное пирожное. Пирожное, правда, чуть с черствинкой — вчерашнее пирожное; подавать его посетителям кафе сегодня нельзя, — но все равно я довольна.
Выпиваю «бя́лу ка́ву», а пирожное уношу с собой в бумажке.
Вечером съедаем с мамой пополам. Все чудно, правда? Ну, а вчера… — Люся на секунду запинается, потом говорит сердито и мрачно. — Вчера оказалось, что кондитер Кохановский — скважина, сквалыга, выжига, хапуга! Вот он кто!