— У меня в Доме прессы спрашивают: чьи это такие красавцы в газетную типографию вычитывать полосы ходят? — похвалялась мамка-Рита. — Это, говорю, наш «Скороход». От Зубкова, ой, они там вообще лежат. И Сережа Саульский, и Ачильдиев… — она обвела вокруг влажным взглядом, споткнулась на Иоффе: — Вообще все у нас красивые мальчишки!..
«Поплыла мамка», — пробурчал недолюбливавший ее Бейдер.
Спившийся вусмерть редактором «Ленинградского речника» Адик Алексеев, наш ответсекр, был и сейчас похож на пожухшее красное яблочко в очках. Зайдя сзади, он сжал визгнувшую дуру-Глухову за основательные немолодые бедра.
— Мэм! позвольте вас тиснуть! по-партейному! — молодецки гаркнул он и упал в проход между столами. Это был его коронный номер.
— Если сама знает кто опять нассала под раковиной — убью, — отреагировал Бейдер, оценивая градус встречи. Мы уже два раза сгоняли за добавкой на уголок, и всем было хорошо. Возвышенно. Хотелось беседовать о чем-то значительном, в чем мы разбирались лучше других, и тем самым льстить уже темой беседы.
— С-суки, что со страной сделали, — сказал германец Ачильдий.
— С какой именно? — осведомился Спичка.
— А ты закуси, — посоветовал Зубков.
— Знаешь, когда я понял, что уеду? — спросил парижанин Саульский. — Когда мы с Веллером как-то месяц обедали в кафе.
— Логично. Перед дальним перегоном надо поплотнее закусить, — кивнул Спичка, наложил сырный ломоть на колбасный, свернул в трубочку и сравнил ее размер с уровнем в стакане. — Во всем должно соблюдать пропорцию, — пояснил он. — Это я вам как гурман говорю.
— Пару раз мы и в «Метрополе» обедали, — уточнил я. — Помнишь, как какой-то козел прорывался к Никулину за автографом, а халдей принимал его на корпус?
— Это если у кого был корпус, — хмыкнул Саул, недавно бросивший бокс в семидесяти килограммах. — Ну и что? Что мы, много брали?
— Два помидорных салата, два мяса, два кофе и бутылку сухого, — процитировал я несложное традиционное меню.
— Ну, и сколько это стоило?
— Десять рублей.
— Вот именно! И сколько это получается в месяц?
— Триста рублей. Если обедать каждый день.
— А что, надо обедать не каждый? Сколько мы с тобой на двоих зарабатываем? Я сто сорок.
— А я сто двадцать. Сто тридцать с премией.
— Это вместе чего выходит?
— Двести семьдесят.
— Так… А три дня что — не жрать?!
— Ну, разгрузочные дни полезны.
— Блядь!!! Я не вагон, чтоб меня разгружать! А если я хочу обедать каждый день?!
— Хотение — бесплатно.
— Три дня не жрать! А если я еще хочу, например, купить носки?
— Не жри четвертый, — сообразил Иоффе.
— Или носки, или обед, — философски рассудил Андреев.