— А ваши ребята сердитые. — Александра Николаевна посмотрела на подростка за соседним прилавком.
— Да всякие. Этот вот маленьким был очень ласковый, сейчас стал другим, русского языка знать не хочет. Он всегда поступает только так, как сам считает нужным. Боюсь, теперь все они такими будут.
— У вас очень хороший русский, — неожиданно для себя сказала Александра Николаевна.
— Да, знаю. — Малика засмеялась. — Все главные окна в жизни были на русскую сторону. Я в школе работала, учителем русского и литературы.
Она настороженно посмотрела на проезжающую мимо военную машину.
— Никто ничего не покупает, — помолчав, тихо сказала Малика.
Александра Николаевна сидела низко склонив голову.
— Вы совсем устали, — заметила местная. — Приглашаю вас к себе, я живу здесь рядом. Пойдемте.
Александра Николаевна чувствовала, что не хочет расставаться с этой женщиной. Она хотела слушать ее, хотела сама говорить, рассказывать, но непонятная тяжесть в душе не позволяла даже посмотреть Малике в глаза.
— Пойдемте чаю попьем, — улыбаясь, добавила Малика и помогла Александре Николаевне встать.
Они медленно направились к одному из двухэтажных домов. Александра Николаевна шла тяжело. Малика, заметив это, взяла ее под руку. Так и вошли в скромную однокомнатную квартирку.
Хозяйка удалилась на кухню. Александра Николаевна посмотрела вокруг себя.
На полу стояли стопки книг, единственное окно заложено кирпичами. В кирпичной кладке замурована труба маленькой железной печки. В противоположной стене неумело заделана огромная пробоина. Русской женщине стало горько, слезы навернулись на глаза.
Александра Николаевна устало присела на край кровати, убранной яркой накидкой. Вытянула ноги, пошевелила пальцами ног. Было больно. Она осторожно прилегла на постель, не решаясь лечь с ногами. Ей было тяжело дышать. Она всегда себя держала в руках, но теперь ее воля дала сбой, и она вдруг почувствовала себя слабой и совсем одинокой. Она хотела попросить о какой-то помощи, но не решалась. Ей хотелось заплакать навзрыд, громко и открыто, но она не позволила себе и этого.
Малика заглянула в комнату, быстро подошла к Александре Николаевне, села перед ней на корточки, своим платком вытерла ей глаза.
— Тебе очень плохо? — сквозь слезы спросила Александра Николаевна, почему-то перейдя на «ты».
Хозяйка, не отводя глаз, отрицательно покачала головой.
— Господи, — сказала русская, — разве можно в нашем возрасте все начинать сначала?
— Да, поздно, — согласилась Малика.
Быстро встала, ушла на кухню, вернулась с чайником, двумя чашками и горсткой леденцов в маленькой вазочке.