Он усмехнулся и кивнул:
— Пойду приведу Лилли.
Час спустя Уиннифред отметила, что Гидеон оказался прав и насчет кратковременности ее эйфории. С каждым покачиванием кареты еще одна частичка ее хорошего настроения ускользала прочь.
Уиннифред снова ехала на козлах, и хотя находила движение кареты неприятным, однако много что отвлекало ее от этого неудобства, и ей было невдомек, почему вообще кто-то может хотеть ехать внутри. Вокруг столько всего интересного, а узкий обзор пейзажа из окна кареты, да еще почти закрываемый верховым, не сравнить с великолепным видом, открывающимся с высокого сиденья. Более того, Гидеон снова решил составить Уиннифред компанию и развлекал ее рассказами о своих путешествиях и юности. И все это, по его собственному признанию, он щедро приукрашивал для пущей драматичности. Уиннифред была в восторге от этого. Она была в восторге от него. Никогда еще не встречала она человека, способного рассмешить ее и тут же заставить мечтать, потом заинтриговать и сразу же раззадорить.
Но самым непривычным для нее была забота кого-то сильного. С Лилли это всегда было товарищество и взаимопомощь. Но с Гидеоном Уиннифред чувствовала себя… защищенной. Не было иного слова, иного способа описать, что она чувствовала, уютно приткнувшись у него под боком, под защитой этого большого и сильного мужчины. Когда карета слишком сильно раскачивалась, он придерживал Уиннифред сильными руками, и тепло его тела проникало сквозь ее накидку и платье, согревая кожу, прогоняя холод.
Фредди всегда считала себя человеком независимым, способным позаботиться о себе. Но приходилось признать: это такое утешение, даже некое ощущение свободы — знать, что она может рассчитывать на Гидеона. Так приятно сознавать, пусть даже и ненадолго, что ей не надо быть сильной.
Но даже частых остановок, которые они делали, отвлекающей красоты пейзажа и общества Гидеона было недостаточно, чтобы полностью избавить Уиннифред от недомогания. Ко второй половине дня ее беспокоила постоянная ноющая боль в животе, а руки и ноги отяжелели. Она старалась не дать себе уснуть, помня, что говорил Гидеон об опасности слишком долго не смотреть на дорогу, но мало-помалу голова свесилась на грудь, и Уиннифред уснула.
Проснулась она сама, медленно и с неприятным ощущением, будто кто-то затолкал ей в рот шерстяное пальто. Окончательно проснувшись, она поняла: точнее было бы сказать, что она приложилась к пальто ртом.
И обслюнявила Гидеона.
Она так резко дернула головой, что шее стало больно.
— Простите! Ох, простите ради Бога…