Кипучий, ультрадинамичный, сверхамериканский город, куда люди приезжают за заработком и счастьем, где будущее проступает в виде самодовлеющих скоростей, где даже герл с порочно-обжигающими глазами из стриптизни на бульваре Ла Сьенега вращает ягодицами в общем механически отрешенном темпе, — этот Лос-Анджелес заставляет напряженно задуматься над сложными взаимосвязями века. Оттуда мир виден как производственный комбинат с конвейерной линией, перекинутой через Тихий океан: на одном конце ее выбивают у человека жалкую ллошку с рисом, а на другом выходит красивенький домик в рассрочку, бассейн для плавания, машина последней марки, своя яхта.
■
«Тихий американец» Грэхема Грина был опубликован в 1955 году, тогда, когда французы уже расшибли себе лоб о Вьетнам, а американцы лишь пробовали ногой трясину, засылая в Сайгон советников и агентов ЦРУ, замаскированных под сотрудников миссий экономической помощи. Я прочел этот роман с запозданием на десять лет, в пору эскалации Джонсона, и подивился художнической и политической зоркости писателя. В «тихом американце» Пайле, сыне профессора — знатока подводной эрозии, воспитаннике Гарварда, разведчике, который делает ставку на «третью силу» — генерала Тхе и не знает, чему больше огорчаться, когда не вовремя произошел устроенный им взрыв на сайгонской площади: безногому обрубку, дергавшемуся, как зарезанная курица, мертвому ребенку на руках безутешной матери или своим ботинкам, забрызганным кровью («Придется отдать их почистить, прежде чем идти к посланнику»), — в этом Пайле точно схвачен тип нового миссионера. «Он был покрыт непроницаемой броней благих намерений и невежества», — говорит о нем английский журналист Фаулер. Именно непроницаемой броней. Именно благих намерений — ведь он наивно, но искренне хотел осчастливить вьетнамцев американской демократией. И именно невежества, но невежества особого рода — ученого, наукообразного и потому еще более самоуверенного и опасного. Помните преклонение Пайла перед неким Йорком Гардингом, «серьезным» политическим писателем? После того как Пайла отправили к праотцам, Фаулер осматривает его книжную полку, на которой полное собрание сочинений Гардинга — «Угроза демократии», «Миссия Запада», «Наступление красного Китая». Пайлу незачем было приглядываться к чужой жизни — ее досконально изучили и классифицировали ученые-соотечественники. «Он видеп только то, о чем ему прожужжали уши на лекциях, а наставники его одурачили. Даже видя мертвеца, он не замечал его ран и бубнил: «Красная опасность» или «Воин демократии»...