Юра уехал на Урал обживать новое место, предоставив жене возможность поближе познакомиться с родственниками.
Нина видела свекровь только раз, когда полгода назад отвезла ей детей. Тогда засиживаться в Горьком было некогда, уже на следующий день нужно было уезжать обратно в Сибирь. На первый взгляд свекровь показалась ей женщиной доброй, хотя и сдержанной на проявление чувств.
Все три сестры, как и рассказывал Юра, были красавицы и очень похожи друг на друга, так что даже мать их путала иногда. Как ни странно, годы только усиливали эту похожесть, тогда как обычно время, накладывая на лица, как грим, слой переживаний, именуемый пресловутым жизненным опытом, усиливает различия, словно желая отдалить близких людей друг от друга.
Понравилась ли им новая родственница — Нина не могла дать однозначный ответ на этот вопрос. Как-то Юра обмолвился, что сёстры его были близкими подругами с Тамарой и, вероятно, чувствовали себя теперь предающими уже тем, что вынуждены гостеприимно привечать в своём доме вторую жену, и пусть натянуто, но всё же улыбаться. Дружба дружбой, а брат, конечно, дороже. И всё же в их отношении к Нине оставалась какая-то неловкость.
Вероятно, причиной тому был портрет. Тщательно выполненный карандашом, в простой, но безупречной деревянной раме (и в самой работе и в её оформлении Нина сразу узнала руку мужа).
На белом листе бумаги была изображены молодая женщина с картинно разбросанными по плечам тёмными волосами, чуть раскосыми глазами и капризной линией губ.
— Вы ведь художник? — спросила как-то, как говорится, ни с того ни с сего, соседка.
Просто встретились случайно на улице.
Она же никогда ни о чём не спрашивала, и вдруг… Но сама неожиданность вопроса заставила Юру улыбнуться: значит, неприступная пава-соседка размышляла о нём.
— Можно сказать, и так, — не стал оспаривать Юра.
Личико соседки, на котором обычно все чувства скрывало паранжой — не иначе как показное — безразличие, оживилось и даже порозовело.
— А вы могли бы нарисовать, к примеру, меня? — в вопросе не было ни кокетства, ни смущения, и это снова подкупило Юру.
— С удовольствием, — обрадовался Юра возможности остаться с соседкой наедине хотя бы на полчаса и лукаво повёл бровью. — Только сможете ли вы сидеть без движения так долго?
— Очень долго? — насторожилась и как будто даже расстроилась соседка.
— Если писать маслом, то да, — не стал скрывать Юра. — А если карандашом, то не очень.
— Тогда карандашом, — соблаговолила соседка.
Красивым было, скорее, само творение художника, чем изображённая на портрете.