— Не пою и не пел никогда, хоть и пытался отец заставить! — отрезал Черкез-ишан и вытер лоб тельпеком.
— Прошлыми заслугами не хвались, они нам известны. И в багаже своём, — Сергей постучал пальцем по лбу, — порядок наведи, чтобы не пришлось тебя политграмоте переучивать. Где ты сам слышал, чтобы мы против веры выступали? Мы говорим о баях и торговцах, о всяких обманщиках и мироедах, о муллах и ишанах.
— А муллы и ишаны — это не вера?
Сергей с улыбкой подмигнул Клычли.
— Видал? Наш ишан за своих сословников обиделся. Как в поговорке: «Чужой грех — на весь аул, свой— в арык»… Нет, друг Черкез, ишаны и муллы — это не вера, а только люди, причём люди, как правило, сознательно искажающие смысл многих мусульманских канонов. Их мы и разоблачаем. А вера — это вопрос сложный и корни у него, как у селина — одним рывком не выдернешь. Это тебе не тополиный пух, который под ветром сел на голову человеку и с ветром же улетел. Тут надо не рвать, а противопоставлять, чтобы на пустое место от старых предрассудков новая дрянь не залезла. Противопоставлять мы будем наши идеи, нашу веру в социализм и всеобщее братство. Пусть они живут пока в сознании человека рядом со старым — молодое обязательно победит в этой борьбе. И поэтому какие бы трудности ни стояли перед нами, школы мы откроем. А учителей для них обеспечишь ты.
— Просто диву даёшься, — Черкез-ишан сокрушённо потряс головой. — Призываешь их к культуре, а они как от чумы бегут.
— Тут уж дело твоё, — сказал Сергей, — призывай или требуй, или палку в руки бери. Но если через недолю курсы не будут работать, мы с тебя крепко спросим. Очень крепко, учти.
— Учту, — вздохнул Черкез-ишан и поднялся. — С какой стороны ни мерь ослиный хвост, он длиннее не станет. По аулам мне уже некогда беглецов ловить, поеду на отцовское подворье.
— Смотри не руби сплеча, — предупредил Клычли, — а то поговаривают, что ты за наган хвататься любишь.
— У меня пет нагана, у меня кольт.
— Я не шучу, Черкез! Какого чёрта ты там около баб стрелял? Ребячество какое-то!
— Брешут, как собаки на луну, — засмеялся Черкез-ишан. — Каргу одну проклятую пугнуть хотел, щёлкнул курком, а она завизжала на весь аул.
— Совсем молодец — старуху кольтом пугать!
— Какая старуха! Это же чёртова ведьма Энекути!
Хлопнула входная дверь, послышались голоса работников ревкома. Сергей посмотрел на ходики, потом на Клычли и перевёл взгляд на Черкез-ишана.
— Всю обедню ты нам порушил, ишан-ага, со своими курсами, не дал о деле поговорить. Давайте, хлопцы, закругляться, мне тоже в уком бежать надо. У меня только один вопрос к тебе, Черкез. Отец твой ишан Сеидахмед пока ещё пользуется очень большим влиянием среди населения, и мы забывать этого не должны. Так вот, не сделаем ли мы хуже для себя, если ты заберёшь всех его бездельников и лоботрясов, которые до сих пор сопи именуются?