— Почему «так называемого»? — спокойно возразил Якин. — Народ есть народ, богоносец и гегемон духа.
— А вы, мой друг, не так просты, как стараетесь казаться, — улыбнулся Марин. — Простите меня, я оговорился. Да, народ есть народ и лучшая его часть действительно гегемон духа, вы правы. А революцию мы проспали. Да и что вы хотите, господа… О настроении в войсках мы, охрана, осведомлялись с помощью лотошников, коробейников и проституток. Каково?
— Вы монархист? — спросил Жабов.
— Убежденный.
— А я за Учредительное собрание, — сказал Гвоздев.
— И я тоже, — кивнул Якин.
— А я — за диктатуру сильной личности, — сказал Жабов. — России исторически нужен не монарх–символ, а личность, человек, который загнет нашу родину в рогульку. Россию, знаете ли, чем больше мочить кровью и гнуть в три погибели, тем занятнее выходит. Но кончили болтовню, господа. Я полагаю, господин полковник ждет от нас какой–то реальной помощи.
«Полковник, — отметил про себя Марин. — Еще одна мелкая проверка: знаю ли я офицерский этикет»[2].
— Меня интересует Лохвицкая… Зинаида Павловна, — сказал Марин. — По моим сведениям, она содержится где–то здесь, — Марин грустно улыбнулся. — А за то, что назвали полковником и тем самым сделали попытку восстановить наши добрые войсковые традиции, от души благодарю.
Громыхнул засов, на пороге появился Терпигорев, обвел офицеров веселым взглядом, вздохнул:
— Прощайтесь, ваше благородие, пробил час роковой.
Марин взял с нар пальто, шагнул к выходу, но Терпигорев остановил его:
— Вас пока не касается, остальные — за мной, на исполнение.
— На какое еще «исполнение»? — побелел Гвоздев.
— Полно вам, — одернул его Жабов, — вы же мужчина.
— Прощайте, господа, — улыбнулся Якин.
Офицеры обнялись. Двери захлопнулись. Некоторое время Марин еще слышал удалявшиеся шаги, потом смолкли и они.
За долгие годы работы в подполье Марин хорошо усвоил одну простую истину: то, что в обыденной жизни легко планируется и легко обретает плоть и кровь, в условиях конспиративных вырастает подчас в огромную проблему, требует двойных, тройных тылов, тщательно обдуманных и подготовленных запасных вариантов на тот весьма вероятный случай, если основной вариант провалится. Вот и теперь его затея с предъявлением шелковки лопнула, как мыльный пузырь, едва начавшись. Судя по всему, ни один из трех офицеров не был осведомителем. Есть жесткие правила, которыми руководствуются в таких случаях: агента никогда не уведут из камеры первым, всегда сначала того, с кем ведется работа, в противном случае догадливый «объект» начнет ломать голову, строить предположения и может случайно открыть истину. Нет, среди этих троих агента не было, но как теперь быть, что делать?