— Какой-то ты сегодня странный, — искоса посмотрела на него Митико. — Мне мешал ветер. А то бы я тебе показала.
— Поиграешь с мое, так будешь учитывать и скорость ветра, и направление, — рассмеялся Оцука, а Митико тем временем подошла и села в кресло напротив, но, внезапно обратив внимание на босые ноги Оцука, воскликнула: — Ногти отросли! — и кинулась к своему саквояжу.
Ее стройная фигурка хорошо смотрелась и в гостиничном кимоно. Присев на корточки у ног Оцука, Митико расстелила бумагу и принялась стричь ногти.
— После купанья ногти мягкие, — пробормотала Митико. Оцука смотрел на ее распущенные волосы, еще влажные и сверкающие после ванны, возле мочек ушей они даже прилипли к коже.
Оцука снова глянул в окно. Сумерки сгущались, и сверкание огоньков в долине становилось все ярче.
— Надо бы хоть чего-нибудь поесть, я проголодался, — сказал Оцука.
— Я тоже, — отозвалась Митико. Она продолжала работу. На листке тонкой бумаги скопилась кучка остриженных ногтей.
— Чтобы спуститься в ресторан, надо переодеться в европейскую одежду. Это хлопотно, — нерешительно сказал Оцука.
— Закажи ужин в номер, — посоветовала Митико.
— Нет, пойдем в ресторан, — настоял Оцука. — В таком отеле все-таки лучше ужинать в ресторане.
— Ты предлагаешь спуститься? — удивилась Митико. По прошлому опыту — им случалось и прежде останавливаться в гостиницах — она знала, что Оцука неохотно выходил из номера.
Оцука встал, и Митико помогла ему облачиться в европейский костюм. Затем оделась сама.
В этом первоклассном отеле был роскошный ресторан. За окнами уже стемнело, а здесь все сверкало огнями. Было самое время ужина. Официант с трудом разыскал им столик. Митико просмотрела меню и сделала заказ. Оцука, чтобы не ломать себе голову, заказал то же, что и Митико.
По соседству сидели иностранцы, они шумно переговаривались и смеялись.
Митико посмотрела на Оцука.
— Когда ты завтра возвращаешься в Токио?
— Та-ак, — Оцука задумался, — хорошо бы вернуться к полудню.
— Славно, — сказала Митико, — значит, можно не торопиться.
Молодая женщина как бы невзначай поглядывала на расположившихся рядом иностранцев. Лицо ее казалось особенно прелестным в ярких огнях ресторана. Она обращала на себя внимание даже в гуще толпы на Гиндза. К тому же в этот вечер Митико ощущала прилив бодрости. Наконец-то она вырвалась из Токио. Может, именно поэтому ее охватила обычно несвойственная ей словоохотливость. Она неустанно щебетала о чем-то, ее красивые губы все время шевелились.
Именно тогда это и произошло. Один из официантов неслышно подошел к Митико и, наклонившись над ее ухом, что-то прошептал. Митико остолбенела. Рука, державшая вилку, замерла на мгновение. Впрочем, Митико туг же кивнула и отпустила официанта.