.
— А, может, не придет? — лелея слабую надежду, спросил Мишка. — Может, он занят?
Словно в ответ из-за каменного поворота неторопливо вышел высокий мужчина вполне богатырского сложения. Его светлые волосы прекрасно гармонировали с пронзительно синими глазами и рыжей бородой. Раздетый до пояса, кожа красно-коричневого цвета, какая бывает под длительным воздействием лучей жаркого южного солнца только у северян. Облаченный то ли в килт, то ли у жены юбку отобрал.
— Терве, — сказал он, нисколько не смущаясь присутствием незнакомцев.
Оказывается, он мог разговаривать на вполне человеческом языке, причем, понятном всеми. Это было удивительно, поэтому никто из троицы пришельцев не ответил, словно воды в рот набрали. За всех поздоровался Садко.
— Виделись, — приветствовал он Эйно Пирхонена. — Мы тут с друзьями посидеть немного решили, так сказать, пообщаться. Нельзя ли как-нибудь костерок организовать, закуску какую, питье?
— Можно, — пожал могучими плечами гуанча.
Наступила пауза, стало тихо, только лошадь переступила с ноги на ногу около своего объедаемого кустика. Видать, продолговатые листики пришлись ей чрезвычайно по вкусу.
— Так ты по-нашему разговаривать умеешь! — восхищенно сказал Мишка, обретая дар речи.
Илейко, разделяя его чувства, восторженно присвистнул.
— Не свисти — денег не будет, — строго сказал Эйно Пирхонен.
— Ребята! — вдруг, едва ли не завопил Пермя. — Так ведь это меря! Правду вам говорю. Посмотрите на него. Какой он гуанча? Это настоящий ярко выраженный самый народный меря. И говорит он с примесью рамешковского диалекта. Я бы вообще сказал: на рамешковском.
— Ну и что? — снова пожал плечами местный житель. — Ты, небось, тоже не на слэйвинском языке, либо каком-то ромейском блажишь.
— Братцы, да он наш! — обрадовался леший и с протянутой рукой подскочил к гуанче. — Я Мишка Торопанишка. А это — Пермя Васильевич, да Илейко Нурманин. Садка ты уже знаешь.
— Эйно Пирхонен, — осторожно пожал протянутую руку Эйно Пирхонен.
— Кхм, — сказала лошадь, вероятно посчитавшая, что и ее надо было представить.
— Действительно, — поддержал ее Садко. — Так как бы нам насчет посидеть?
— Сидите, — то ли разрешая, то ли предупреждая, сказал гуанча. Он оставался невозмутим, однако никаких лишних телодвижений, чтобы обеспечить товарищей музыканта запрашиваемым, не совершал.
Пермя встал со своего места, вытащил из котомки кремень и в два удара распалил сухую траву и несколько веток, оказавшихся под рукой. Мишка, подхватившись, тут же принялся добывать хворост. Илейко почесал в голове и, в свою очередь, пошарив в седельных сумках, извлек на всеобщее обозрение аппетитный кусок копченого мяса и несколько ржаных лепешек.