Эсмеральда никак не реагирует на мои слова. Она бредет позади меня без всяких эмоций. Мы идем тихо, хотя и не беззвучно, и я надеюсь, что звуки окружающей природы поглотят в себе наши.
— Все это не так-то просто, да?
Мы идем, и я высматриваю ее, дикую лесную женщину со змеями вместо волос.
Тогда
Ник смеется, когда я говорю ему:
— Если тебе нужно поговорить, то я в твоем распоряжении.
— Это Моррис тебя послала, чтобы ты делала за меня мою работу?
— Да.
— Но тебе этого не хочется.
— Нет, не хочется.
— Почему?
Я поднимаю на него глаза, и уголки моих губ непроизвольно загибаются вверх.
— Ты и сейчас меня анализируешь?
Он дарит мне ту полуулыбку, которая более уместна за выпивкой в тускло освещенном баре, а не в этом временном лазарете.
— Почему нет?
Я смеюсь, качаю головой.
— Даже не пытайся. Я не хочу, чтобы меня обдирали как куриную косточку.
— Почему нет?
Действительно, почему нет? Но, вообще-то, я знаю почему. Я не хочу, чтобы он рылся у меня в сознании, трогая то, что я отложила в укромное место на хранение. Там, в закоулках, прячутся разные глупые безделушки, как, например, мое к нему влечение.
— Потому… потому что легче хранить все вместе, хранить страх перед будущим, завернув его в симпатичную упаковку и положив в ящик с надписью «Не трогать». Вот поэтому. Ничего хорошего не получится, если туда влезть.
Я ожидала, что он опять засмеется, но ошиблась. Вместо этого Ник кивает. Он поднимает свои обутые в ботинки ноги и водружает их на стол. Я делаю то же самое. На секунду я задумываюсь о том, что мы, должно быть, выглядим как люди, которым уютно друг с другом, и, наверное, для какой-то части меня это действительно так. Но есть и такие части во мне, которым с Ником совершенно неуютно. Когда он тыкает в мои сокровенные места, у меня возникает желание сказать, чтобы меня не трогали.
Тем временем он сплетает пальцы у себя на затылке. Он ерзает на стуле, его взгляд скользит с моей шеи на пупок и снова поднимается, встречаясь с моим.
— Тогда разбирай меня на части. Анализируй. Делай то, что тебе приказала Моррис.
Я тяжело глотаю, мне хочется встать и выйти из комнаты, но я знаю, что двигаться при этом я буду неуклюже и скованно. А если и есть что-то, чего я сейчас не хочу, так это выглядеть хоть немного несобранной и хладнокровной. Я не хочу, чтобы он видел то, что есть. Я не хочу, чтобы он видел то, чего нет.
— Полагаю, ты похож на меня.
— Продолжай.
Его слова придают мне уверенности, мои мысли набираются сил, и мой рот вместе с ними.
— Я думаю, ты действуешь на автопилоте, делая то, что нужно делать. Часть тебя погибла на той войне, поскольку ты врач, а не убийца, и оттого, что тебе приказывали убивать, ты чувствовал себя дерьмово. Потом ты вернулся сюда, в ад, и здесь нашел все тот же разгул смерти, только тут она страшнее и больше касается тебя лично, потому что забирает всех, кого ты любишь. Я считаю, что ты хочешь меня по той причине, что я из «раньше», когда все было здоровым и нормальным. Я напоминаю тебе о том, как было раньше. Ты вожделеешь не меня, а те воспоминания, которые я в тебе пробуждаю. Я принадлежу тому, другому, а не нынешнему миру. И всякое «мы», которое могло бы быть, тоже будет принадлежать тому миру.